— Это осьминог, — подсказал биолог.
— Конечно, чалкой те по сопатке. Я хоть и не ботаник, но уж осьминога от кальмара смогу отличить. Думал, я осьминогов не видел? Хотя такого, точно, нет.
— Я тоже.
— Ну вот, — продолжал Николай. — Мне сначала показалось — сдох. Ан нет, шевелится. Ну, я его хрясь! Нет, не так чтобы сильно, акула мне в печень, только чтобы быстро не ожил. Разнёс бы к дьяволу мою посудину. Тут я о тебе вспомнил. Ты ведь мастер по отключкам животных. Кстати, он не очнётся?
— Я накачал его сильным снотворным, — успокоил друга Алексей, поглаживая резной приклад. — Доза — будь здоров. Сотню слонов свалит. Да ты бы и без меня справился. Стоило за мной вертолёт посылать, а потом ещё и катер с ближайшего острова.
— Поверь, друган, стоило, — капитан хлопнул его по плечу. — Сейчас ты мне, ой, как нужен.
— Да я как раз и не против. Такое увидеть! Метров двадцать, наверное.
— Двадцать семь. У моего механика глаз намётан. Лохнесское чудовище отдыхает.
— Что собираешься с ним делать?
— На этот счёт не беспокойся. Кемеровскому продам. Звонил ему. Он не торгуясь, десять лямов предложил.
— Это ты продешевил.
Николай скосил глаза, удивлённо посмотрев на друга.
— Зелени! А ты думал деревянных?
— Конечно.
— Я что, со спардека рухнул? Такое сокровище за капусту отдавать.
— Это ж какие деньжищи?
— Ха! — грохнул капитан. — Ты как был ботаном, так и остался. Якорь тебе в ж…
Он осёкся, взглянув на биолога.
— В общем, так, — продолжил он. — Нам часов пять ходу осталось. Поможешь доставить его в целости, получишь пятьсот тыщ, — он хихикнул. — Зелёных, медузу те за шиворот. Ты сколько у себя в институте получаешь? Копейки! Ха! Лан, стой тут, а я работать пошёл.
Проводив его взглядом, Алексей повернулся к объекту и тихо прошептал:
— Копейки. Если бы. Уже полгода ничего не платят, — он выговорил, словно выругался, — страна советов.
Тяжело находиться в таком замкнутом пространстве. Напрочь теряется ощущение времени, наступает слабость. Хотя слабость ясно от чего: эти неуклюжие впрыскивают в меня нечто химическое и неживое, организм не может его распознать и вынужден создать блокировку. Оттого и мышцы немеют. Я становлюсь похожей на медузу. Тут всё неживое, в этом главная проблема: дно, небо, стены… Они напоминают энергетические барьеры, только пройти сквозь них невозможно. Я не могу чувствовать вибрацию планеты. А за прозрачными стенами они толпятся, что — то верещат на примитивном уровне. Смотрят восхищённо, чем-то сверкают, ослепляя глаза… Наслаждаются моей беспомощностью. Мне бы парочку липких онклов. Один их свист сбивает людей с ритма. Тут главное — не переусердствовать. Ох, уж эти гуманные законы. Сейчас за барьерами пусто. Ночью они спят. Только она осталась. Маленькая особь женского начала. Совсем ребёнок. Подолгу тут стоит. Уводят её на короткое время, а потом она снова тут. Совсем юная и наивная. Взгляд растерянный и блуждающий. Чувствую посыл, слабый и беспорядочный. Она не интересуется — ищет контакт. Это странно. Люди неспособны к общению такого уровня. Я пыталась однажды вступить в контакт с одиноким рыбаком и что? Он весь в судорогах задёргался. Пришлось бедолагу до самого берега волочить. Может, с этим экземпляром стоит попробовать? Сначала исследую её мозг. Надеюсь, энергорецепторы не нанесут ей вреда. Осторожно двигаюсь по линиям: сюда, ещё глубже, дальше, что тут? Поле информации чисто. Почему? Ясно: заслон, ещё один… Лишь короткие нити сквозь них проникают, тонкие и непрочные. Так вот оно что: её рецепторы не воспринимают внешнюю информацию, функции движения блокированы, оттого и поведение сильно заторможено. Сразу убрать заслоны нельзя: потоки вызовут необратимые сбои, но если постепенно стирать их, то поле можно привести в активное состояние. Удивительно, но этот человек способен создавать сигнал. Нужно лишь научить его этому.
Два охранника, нанятые следить за порядком в большом западном океанариуме, воспользовавшись затишьем, зашли в комнату для курения. По наголо бритой голове, могучему телосложению и идеально подобранной униформе они напоминали братьев-близнецов, хотя на самом деле — таковы стандарты Кемеровского. В помещении установлен небольшой экран, откуда они продолжали наблюдать за смотровым залом. В данный момент он пуст. Лишь худенькая фигурка одинокой девочки лет четырнадцати, с отрешённым взглядом и короткими соломенными волосами, стояла, словно манекен, прильнув к прочному стеклу.
— Слышь, — сказал один охранник, щёлкнув зажигалкой. С удовольствием затянувшись, выпустил колечки дыма и продолжил, — что она там маячит?