— С удовольствием.
Хит дружески с ним простился и вышел. Затем мысленно обратился к Бюркхалтеру.
— Я бы не хотел быть здесь, когда придут Кочевники. Если только вы не…
— Нет, — подумал Бюркхалтер. — Все будет в порядке. 0‘кей. А вот и продукты прибыли.
Бюркхалтер вышел и помог рассыльному выгрузить продукты. Потом он поставил пиво в холодильник, сделал заказ своей автокухарке на приготовление ужина, включив в меню множество блюд. Кочевники славились аппетитом.
Затем, оставив дверь открытой, он сел за письменный стол и стал спокойно ждать. Было жарко, но в комнате кондиционер охлаждал воздух; зеленая долина и сосны, шумевшие на ветру, казалось, также приносили прохладу.
Все здесь было не похоже на Нью-Эйл, крупную агломерацию, специализирующуюся на образовании. Секвойя представляла собой более компактный город с большой больницей и целлюлозным производством. Ее связь с внешним миром поддерживалась лишь с помощью воздушных трасс и телевидения. Красивые дома из белого и зеленого пластика располагались вдоль бурной реки, которая несла свои воды к морю.
Бюркхалтер потянулся и зевнул. Он чувствовал себя очень усталым; последнее время с ним это случалось все чаще и чаще. Не то, чтобы его утомляла работа, а наоборот. Но ему было трудно приспособиться к выполнению новых задач, о всей сложности которых он не догадывался раньше.
Барбара Пелл, например. Она таила опасность. Она вовлекала в борьбу других параноиков Секвойи не столько своими действиями, сколько своим присутствием. Она была создана для того, чтобы командовать. А параноиков в городе становилось все больше и больше. Они приезжали сюда под самыми различными предлогами: работа, каникулы, по семейным обстоятельствам. Разумеется, нетелепатов было больше, чем Лысоголовых и параноиков вместе взятых, но увеличение удельного веса последних в общей массе становилось угрожающим.
Он снова вспомнил своего деда, которого звали Эд Бюркхалтер. Наверно, никто из Лысоголовых не ненавидел параноиков больше, чем он. На это у него были свои причины: действия параноиков были направлены против его сына, которому они пытались привить свои взгляды. Странно, но образ деда, его худое жесткое лицо вставали яснее перед Бюркхалтером, чем образ отца с его более мягкими чертами.
Он еще раз зевнул, наслаждаясь спокойным видом, открывшимся перед ним. Другой мир? Неужели он так и не освободится от обрывочных мыслей, которые приходили к нему лишь тогда, когда он находился в пустом пространстве. Он попробовал испытать те же чувства, что и в состоянии невесомости, а потом наполнить ими мозг. Но это ему не удалось.
Лысоголовые появились слишком рано — среда не готова была принять эту мутацию. Бюркхалтеру пришла в голову забавная мысль о создании расы жителей космоса, объединенных одной идеей. Неосуществимые мечты. Телепаты не были сверхчеловеками, что бы об этом ни говорили параноики. Настоящие сверхчеловеки должны иметь дюжину особенностей, которые и придумать трудно.
Барбара Пелл. Он стал снова думать о ней, о ее лице, ее прекрасном теле, опасным как огонь. Она считала себя лучше всех остальных, да, впрочем, такого мнения были о себе и другие параноики.
Он вспомнил ее лучистый и пронзительный взгляд, ее улыбку, ее рыжие волосы, спускавшиеся на плечи подобно змеям, мысли красного цвета, как змеи в ее мозгу… Потом он перестал думать о ней.
Его усталость все увеличивалась, что было вовсе несоизмеримо с той энергией, которую он затратил сегодня. Если бы он не ожидал визита Кочевников, он бы сел в вертолет, поднялся бы выше гор, в голубое огромное небо, все выше и выше, до тех пор пока перед ним не осталось бы одно пространство и малознакомый пейзаж внизу, наполовину скрытый облаками и туманной дымкой… А затем… В своих мечтах он взялся за штурвал и стал спускаться все ниже и ниже, все быстрее и быстрее, стал нестись навстречу этому миру, который расстилался как громадный ковер.
Кто-то приближался. Бюркхалтер «смешал» свои мысли и поднялся. В лесу по-прежнему никого не было видно. Но уже слышалась песня. Это пели Кочевники, и это были песни и баллады, бесхитростные, пережившие Большой Взрыв.
Предки Кочевников напевали эту песню многие годы, продвигаясь вдоль мексиканской границы. Это было в те времена, когда война казалась романтичной. Дед одного из тех, кто пел эту песню, жил когда-то в Мексике, а потом, двигаясь вдоль Калифорнийского побережья, обходя большие города, дошел до Канадского леса. Его звали Рамон Альверс, а внука — Кит Карсон Альверс, и черная борода его подрагивала, когда он пел.