— Видите ли, мы нашли выход. Но возникает еще одна проблема, может быть, более серьезная, которую я пока не могу решить.
Произнося эти слова, он не отводил глаз от затылка Бюркхалтера, а тот по-прежнему смотрел на улицу, а потом вдруг резко повернулся и закричал:
— Смотрите! В лесу… кто-то движется! Люди! Слушайте…!
Но его уже никто не слушал. Все увидели, как толпу, свободно растекавшуюся по дороге, окружили какие-то неясные тени, появившиеся из леса. И тут же все услышали крик, крик, от которого стыла кровь в жилах, и который заглушил шум анархически настроенной толпы.
Это был ужасный крик, подобный тому, который некогда раздавался на кровавых полях Гражданской войны, а затем стал криком ковбоев, продвигавшихся к Западу. После Большого Взрыва его взяли на вооружение люди, укрывшиеся в лесах, те, кто не мог вынести размеренной городской жизни. Это был крик Кочевников.
Стоявшие у окна оказались свидетелями драмы, развернувшейся в свете тускло мерцающих факелов.
Люди, одетые в шкуры, вышли из темноты. Пламя играло на лезвиях их ножей, на кончиках их стрел. Услышав этот воинственный крик, люди замерли.
Хорошо организованные Кочевники окружили беспорядочную толпу, заставили бунтовавших сбиться в кучу. Иногда из толпы доносились крики «Убейте их!», но эти крики тонули в победных кличах нападавших. Исход борьбы был очевиден. Городские жители пытались сопротивляться, но не в силах были что-либо сделать.
— Как видите, это всего лишь городские жители, — сказал Гобсон спокойным тоном бесстрастного комментатора последних известий. — После Большого Взрыва в мире на осталось профессиональных воинов… кроме вот этих.
Он показал рукой на ряды Кочевников, но никто не смотрел, куда он показывал, потому что все с недоверием, свойственным людям, уже простившимся с жизнью, наблюдали зрелище. Кочевники быстро расправлялись с беспорядочной толпой, а подстрекатели между тем бесследно исчезли. Городские жители четвертого послевоенного поколения не знали, что такое война, в то время как Кочевники постоянно жили в состоянии войны, войны с лесом и людьми.
Им удалось превратить толпу в беспомощную массу.
— Это не выход из положения, — нехотя произнес Бюркхалтер, отвернувшись от окна.
Потом он мысленно обратился к телепатам.
— Не следует ли нам сохранить все в тайне? Нужно ли принимать решение… убить их? Правда, мы спасли свою шкуру, но что делать с остальными?
Гобсон печально улыбнулся, что совсем не шло к его полному лицу. Он ответил вслух, чтобы все его поняли:
— Приготовьтесь. Мы уходим из больницы. Все, включая нетелепатов.
Хит, бледный и растерянный, собрался с духом:
— Подождите. Я знаю, что командуете здесь вы, но… я не могу оставить больных!
— Мы их возьмем с собой.
Он говорил уверенно, но во взгляде его, обращенном к Бюркхалтеру, сквозило сомнение. Последняя проблема и, пожалуй, самая трудная, еще не была решена.
Мысль Гобсона дошла до Коди.
— У вас достаточно Кочевников?
— Четыре племени. Новое консульство прислало их с севера. Из любопытства.
Немые слушали этот разговор на всем обширном континенте.
— Мы очистили Секвойю. Убитых нет. Несколько человек легко ранены, но ходить могут. Ваши городские жители — плохие вояки.
— Вы готовы к большому походу?
— Да. Мы собрали мужчин, женщин и детей в северной долине. Этим занимается Ампайр Вайн.
— В путь! Не было стычек с параноиками?
— Нет. До них еще не дошло. Они не уходили из города. Но нужно все делать быстро. Если они попытаются выйти, мои люди их убьют.
— Колонна двинулась.
— Прекрасно. Завяжите им глаза, если понадобится.
— Под землей нет звезд.
— Ни один нетелепат не должен погибнуть. Это — дело чести. Может быть, наше решение не такое уж хорошее но…
— Никто не погибнет.
— Мы уходим из больницы. Маттун готов?
— Готов. Уходите.
Бюркхалтер потер болевший подбородок.
— Что произошло? — устало спросил он.
Было темно, и слышался лишь шум сосен. Какая-то фигура возникла на фоне деревьев.
— Мы готовились к эвакуации. Помните? Один буйнопомешанный ударил вас.
— Да, теперь я припоминаю… Мне следовало бы прочесть его мысли, но я не мог. Он не думал. — Бюркхалтер вздрогнул при этом воспоминании. Затем поднялся и сел.
— Где мы?
— Довольно далеко, к северу от Секвойи.
— Ох, моя голова…
Он поправил парик, затем встал, опираясь о дерево. Через какое-то время он уже мог ориентироваться и сразу узнал гору Никольс, которая возвышалась над Секвойей. Вдалеке, в самом конце глубокой долины, — свет. Очевидно, какой-то город. Недалеко от него длинная колонна тянулась из ущелья, становилась видимой в свете луны, а потом снова терялась в темноте. Кто-то шел с носилками, кого-то поддерживали под руку, выделялись высокие фигуры в рубашках из шкуры лани и в меховых шапках, с луком через плечо. Они ходили взад и вперед вдоль колонны, подбадривали одних, помогали другим.