Женщины пели сирийские причитания:
Приподнявшись в стременах, Дест, астронавт, прибывший с другой планеты, зачарованно смотрел вокруг. Он хорошо понимал, что очутился в средневековой сказке. Он, как в глубокий колодец, спустился в прошлое своей собственной планеты… Сафарус дотронулся до его руки. Шедшие во главе процессии король и патриарх уже поднимались по петляющей тропинке на вершину холма, где стояли трипольские всадники. Все рыцари спешились, и Жильбер двинулся к ним. Он чувствовал легкое головокружение: да, он — принц Триполи, по крайней мере до прилета сюда следующей ракеты! А учитывая редкость межпланетных перелетов, это может произойти лет через сто. Белый мул вдруг остановился. Легкая дрожь прокатилась по всей королевской процессии, продолжительная дрожь, чья сила сгибала тянущиеся по направлению к Вифании ряды паломников, как спелые колосья. Окруженный своими рыцарями, несущими на своих гербах химер и единорогов в ослепительном блеске своих лат, Дест поцеловал кольцо на руке патриарха и обнял короля.
С тех пор тысячи легенд стали ходить о Принце Ночи. Одни видели на нем кольчугу, усыпанную жемчужинами, другие — бриллиантовые доспехи. Султан на его шлеме светился, как солнце. По сложившемуся в пустыне обычаю, нижнюю часть его лица скрывала египетская вуаль из «сотканного воздуха», но и взгляда его фиолетовых глаз с большими ресницами было достаточно, чтобы свести с ума некоторых принцесс. От радости и счастья Анна де Лузиньян потеряла сознание и упала на руки тех, кто еще держался на ногах, а монашки стали шептать заклинания против злых духов.
Ги де Лузиньян грациозным жестом пригласил землянина продолжить путь справа от него. И снова с еще большей силой зазвучали гимны и песни о любви. Плененные красотой Деста, придворные дамы посвящали их астронавту.
Предательство и резня
Толпа разделила Жильбера Деста и Сафаруса. Но это не беспокоило старика: он знал, что землянин находится в безопасности сейчас, рядом с королем.
Подобно тому, как скупец вновь извлекает спрятанное в течение долгих лет сокровище, Исаак Агасверус Лакедем обретал ту незримую нить, которая связывала его с родным Городом. Он не меняет свой облик, он остается таким же, каким был прежде: крепость за городом, храм, восточный базар и оссуарий в его черте. Городские крепостные стены, нестерпимо горячие под солнцем, хранили безмолвие, но улицы были запружены рыцарями и ехавшими на ослах епископами, торговцами тканями, пряностями и амброй, сирийскими астрологами и кочевниками.
Все языки Анти-Земли звучали под его небом. Над Городом стоял звон тысяч колоколов, а по его улицам распространялся запах ладана из трехсот церквей. Над ним застыл жгучий, сухой воздух опалового цвета.
Неожиданно Сафарус остановился, охваченный ужасом. У него перехватило дыхание, и он почувствовал, как невыносимо больно сжалось сердце. Сколько раз в своей жизни, которая, казалось, длилась бесконечно, Сафарус испытывал подобный страх! Когда садился на тот корабль, что затонул впоследствии в Апулии… в Помпеях… в доме своего друга Флавиуса… и вот совсем недавно, когда эта рабыня приготовила ему бульон из цикуты… Он предчувствовал какую-то враждебную силу, чувствовал приближение смерти. Корабль, на который он не сел, разбился о рифы, Помпеи, которые он покинул, были погребены под слоем лавы, а проданная рабыня-гречанка отравила другого.
Что он мог сейчас сделать?
Сила, названия которой он не знал, витала в воздухе, и Иерушалаим готовился, как к празднику, к ее приходу. Почти во всех домах в это время жгли ароматические вещества и плели гирлянды для временных алтарей; благородные дамы ходили с распущенными волосами и плачем как Магдалены, сопровождаемые огромными толпами евнухов и рабов-мавров. На рынках вращались вертела, пылали костры, где топили жир, разливали сладости из меда и корицы. Музыканты пели под звуки систры, а слепые чертили на песке звезды и делали пророчества.