Ему надо было слишком много сделать. Он в спешке открывал тюки и вскрывал сундуки, куда госпожа Остроберт положила гору подарков для принцесс. Дест надел на шею Саламандры ожерелья из опала, он обвязал ее доставленным из Генуи шелком и восточной полупарчой. Она безумно смеялась, эти заботы казались ей излишними, а Дест любовался ее божественным неведением, ее наивностью, которые казались ему достойными восхищения.
Она и в самом деле удивлялась всему: и что под ногами чувствуется твердая земля, и что всюду узлы тюков, и что стены не открываются на ее пути. Она приходила в волнение, когда чувствовала мягкость мехов и холод драгоценных камней.
На рассвете было прохладно, и слуги разожгли в главном очаге огонь на ветках лимонного дерева. Она подбежала к нему и легла на горящие угли, туника на ней горела со слабым потрескиванием, и землянин выхватил неосторожную красавицу из пламени. Никаких следов не осталось на розовой коже, которую он покрыл поцелуями.
— Опасно?! — воскликнула она, отбиваясь от него, — Этот только что остывший пепел? Так, значит, ты не знаешь, как вспыхивает Солнце и какая это радость — пересечь его орбиту? Посмотри, это прекрасно!
Она хотела, чтобы он взял горсть горящих угольков. Жильбер объяснил ей, что, будучи материального происхождения, он сгорел бы, как туника на ней, и в подтверждение своих слов показал ей почерневшие нити ее вуали. Она размельчила их между пальцами и стала серьезной.
— Значит, ты никогда не видела всепожирающий огонь?
— Нет, — сказала она. — Я всегда смотрела сверху. О! Я видела удивительные вещи — бездны света, огненные розы!
— Теперь тебе нужно время от времени опускать глаза. Здешние люди тупы, не надо, чтобы они подозревали, что ты пришла издалека. Тебе следует стать обыкновенной девушкой с Анти-Земли…
— Это невозможно, я — Саламандра!
— Мы им это не скажем. Нужно выбрать какое-нибудь имя, которое тебе подошло бы… У меня в окрестностях Триполи есть маленькая область Сент-Эльм, и ты станешь, нет, не моей сестрой, поскольку у меня ее нет, а кузиной из Феранции, прибывшей сюда… паломницей.
— Они не поверят тебе, — возразила с безразличным видом Саламандра.
— Почему?
— Потому что ты меня любишь.
— Да, — согласился Жильбер, — я люблю тебя… — Он обнял светящийся призрак. Открылась бездна Огня. При одном соприкосновении со Стихией его обжигало наслаждение.
— Кто бы ты ни была, — поклялся он, — монстр или женщина, я женюсь на тебе на глазах людей и их богов!
— Постой, — сказала Саламандра, — я, однако, слышала, что ты должен жениться на принцессе Анне де Лузиньян? Неужели христиане являются двоеженцами?
Он не ответил: это не самое сложное препятствие в той сложной ситуации, из которой он старался выпутаться.
Шло время: водяные часы были наполовину пусты. В раскаленной дымке над горизонтом поднимался медный диск солнца; со временных алтарей неслись причитания, а толпы самобичующихся в капюшонах двигались через Город. Благородные девицы и придворные фрейлины, пронзительно голося, били себя в грудь. Высокие, как столбы, свечи оплывали на папертях, на них еще видны были следы крови, пролитой во время ночной резни. Везде только горе, прах и смерть.
— Я голодна, — сказала Эсклармонда и с завистью посмотрела на головешки в очаге.
Жильбер объяснил ей, что она не может больше, следуя нормам приличия, питаться смолой, и принес ей пирожные, печенье и легкую закуску из мяса крупной дичи, которые приготовляли в соседних комнатах. Крепкое и густое кармельское вино высокого качества пахло глиной; Дест сделал несколько глотков, стремясь погасить внутренний жар. Он смотрел, как Саламандра поглощала все, и находил восхитительным ее аппетит, который он презирал бы, будь это другая женщина. Она поела и быстро заснула. Уткнувшаяся в свой локоть, она была похожа сейчас на ребенка со своим слегка приоткрытым, как бутон розы, ртом. Жильбер накрыл ее расшитым золотом покрывалом.
«Остановись, — говорил он себе, — ты цивилизованный человек, а это всего лишь маленькая девочка. Если я возьму ее на руки, все погибнет. Я люблю ее… Я никогда не смогу полюбить другую…»