Под рождество Леонтина получила от Индрикиса первую посылку, продуктовую по преимуществу. В платяном шкафу она хранила сундучок с елочными игрушками, сбереженными еще с детских лет. Кто собрал их и перевез из Крепости в Особняк, осталось тайной, но много лет тому назад, когда они с сыном вернулись из России, Леонтина отыскала сундучок на чердаке Особняка. Теперь эти разноцветные яркие украшения Леонтина, как в былые времена, развесила на елке, зажгла свечки и со слезами умиления на глазах принялась в который раз перебирать посылку Индрикиса — глянцевитые изящные пакеты, пестрые пластмассовые баночки, блестящие рулоны бисквитов. Умелыми руками лавочницы Леонтина аккуратно разложила все это на столике под фотографией Индрикиса. Она решила отпраздновать сочельник вместе с подругой детства Матильдой. Когда же та явилась, настроение у Леонтины резко изменилось. Присутствие Матильды только все портило. Отведав присланный Индрикисом шоколад, она, как старая коза, позволила себе поморщиться, будто у нее во рту зубной протез сломался, это разозлило Леонтину, и она даже кофе не предложила Матильде.
Посылки Индрикиса приходили раз в три месяца. Тесный столик под фотографией Индрикиса сменил большой стол, выставка продуктовых товаров становилась богаче, многообразней. Леонтина не собиралась вскрывать эти пакеты, банки, коробки, а только вертела их в руках и ласкала глазами. Стоило Матильде заикнуться о том, что лишние съестные припасы не мешало бы продать, Леонтина прервала с ней всякие отношения. Стол под фотографией сына превратился в некое подобие алтаря, перед которым Леонтина раскрывала свою душу и мысленно беседовала с Индрикисом. Одна беда: привлеченные аппетитными запахами, на эти броско расфасованные припасы по ночам повадились совершать набеги мыши.
Феномен человеческой влюбчивости почти не изучен, он таит в себе столько загадочного, удивительного. Леонтина на восемьдесят втором году жизни влюбилась в мечту о своем сыне. Заодно влюбилась и в далекую Англию, страну, сумевшую наконец заставить Индрикиса взятьсй за работу. Присылаемые сыном подарки вызвали в памяти собственную молодость. Боже мой, боже мой, только теперь она осознала, что все прекрасные вещи, которыми так щедро баловал ее Ноас, и были изъявлением его любви. На нежности и ласки отец был скуповат, вместо этого он посылал ей нежнейшие шелка, ласкавшие кожу меха, украшения, при виде которых захватывало дух. Пока еще не найденное золото Ноаса было последней данью его любви. А теперь с нею рядом стояла и любовь Индрикиса в образе съестных припасов в изящной упаковке и глянцевитых открыток: Виндзорский замок (Леонтина сверилась с картой — в нескольких часах езды от дома Индрикиса!), универсальный магазин Марка и Спенснера, королева Елизавета на арабском скакуне принимает парад шотландской гвардии, парк Тауэра с черными воронами, Карлис и Лиана верхом на каменном льве Трафальгарской площади… Утром просыпаясь и вечером засыпая, она думала о вновь обретенном Индрикисе. И мысли о нем согревали душу, вызывали радостный трепет.
Гунар вернулся из Лиепаи с дипломом моториста и молодой женой, в ближайшее время в семье ожидалось пополнение. Помещение бывшего магазина становилось тесноватым. Из Риги наезжал Имант. А что будет, когда и Ева надумает выйти замуж! Нора подговаривала Петериса попросить у Леонтины одну комнату верхнего этажа, однако у Гунара был собственный план. Чего тянуть, зачем тесниться, нужен свой дом с центральным отоплением, с гаражом. Что мы, в самом деле, прибедняемся.
— А этот дом кому достанется? — возражала Нора. — Подумайте, сколько лет Леонтине! Два века никому на свете не прожить, и Особняк свой в рай не унесет.
— Еще как знать, кому Леонтина дом оставит. Она вся в Ноаса, попробуй ее раскуси, — наклонность Петериса к воспоминаниям проявлялась в бесстрастном многословии. — К тому же, будь спокойна, она переживет любого и каждого. Помяните мое слово!
— Ну, завелись, — сказал Гунар. Эту фразу он ронял при всяком подходящем и неподходящем случае, а потому ничего особенного она не означала. Вся суть заключалась в добавлении: — Вопрос обсуждению не подлежит! Иначе получится, будто мы дожидаемся смерти Леонтины.
— Легко сказать — построить дом… А подумать не мешает!
— Если Гунар хочет, пусть строит, — вставил Петерис. — Молодым людям рвение к лицу. Дело это не скорое. Покуда построишь…