Следующей весной подоспела новая весть: близ Стропиней решено учредить новое кладбище. Будто бы из надежных источников стало известно. И опять заклубились толки на уровне слухов и шуток. Среди зунтян не было шахматистов высокого класса, их наивно-простоватое мышление не схватывало всей комбинации в целом. Они рассуждали так. Ишь до чего додумались: второе кладбище в Зунте устроить! Ну, конечно, повадились нынче все перенимать у Риги, там этих кладбищ без счета — чуть ли не в каждом районе свое. Нет, уж увольте, мы с этим новым заказником бренных костей дел иметь не желаем. А потом, что за дурацкая затея — кладбище на болоте? Звучит, конечно, красиво: кладбище в Стропинях… Да кто ж не знает настоящего названия того места — Стропиневская топь. Пока отводной канал не прорыли, туда вообще было не сунуться.
Присмотревшись к тому, что творилось в Стропинях, горожане с еще большим недоумением стали пожимать плечами. Где же отыщется дурак, который согласится похоронить там близкого человека? Место захламленное, ни колокола, ни часовни, ни колодца.
Пока зунтяне таким манером обсуждали, надо сказать, чисто теоретически, непригодность нового кладбища для известного предназначения, смерть внезапно оборвала жизнь Саши Хохохо. Его паспортной фамилии толком никто не знал. В Зунте Саша объявился после войны, всех покорив своим уменьем бросовую жесть превращать в луженые и оцинкованные котелки, тазы, бидоны. Одно нехорошо: Саша много зарабатывал, а все заработанное пропивал. Поэтому делом занимался урывками, а пил частенько. Саша не умывался, не брился, не стригся. Купив в магазине очередную бутылку, он ее сначала нежно целовал, затем исторгал из себя громогласное: хо! хо! хо!
На северной окраине Зунте, у бывшей пограничной канавы Саша сколотил небольшую мастерскую с горном и мехами. И сам поселился в прилепившейся к мастерской каморке. В тот субботний вечер Саша, разумеется крепко поддав, завалился на лежанку с папиросой в зубах. Когда сбежались люди, спасать уже было нечего. Милиционеры погрузили обгоревшее тело в машину и повезли на экспертизу. После того как на второй и третий день никаких вестей о Саше не поступило, разнесся слух, что, ввиду отсутствия близких, труп забрали для научных целей: сунут-де в какой-нибудь раствор, потом дадут кромсать студентам. На четвертый день Сашу привезли обратно. Гроб с телом машина доставила в Стропини, где Сашу, основателя и застрельщика нового кладбища, и зарыли посреди пустыря.
Захоронение Саши Хохохо на новом кладбище явилось завершающей стадией давно намечавшегося закрытия старого кладбища. В районной газете появилось извещение: «В связи с открытием кладбища в Стропинях захоронение на Старом кладбище г. Зунте прекращается с 15 июня с. г.».
Поскольку инициатором закрытия Старого кладбища был представитель исполнительной власти в Зунте Рупейк, несколько слов придется сказать и о нем. Рупейк относился к той категории работников, которых принято называть растущими. Жизнь его кидала с места на место, но каждый раз подкидывала выше и выше. Был он непоседлив, деятелен, упорен, к тому же и с выдумкой. Сил не жалел, лишь бы все было хорошо. А хорошо, по его понятию, это когда сверху не сыпались выговоры и не вызывали на проработку. О том, что неприятности могут исходить иногда и снизу, Рупейк пока как-то не задумывался.
И кладбище он хотел закрыть для того, чтобы было хорошо. Город разрастается, а на пути встало кладбище. Что это такое, если к делу подойти без лишних эмоций и сантиментов? Препятствие. Препятствие, которое следует устранить.
Когда обнаружилось, что при разработке проекта водонапорной станции были допущены просчеты, Рупейк без раздумий поспешил на помощь: все будет в порядке, все будет хорошо, постараемся решить вопрос положительно. На месте старого кладбища разобьем парк. Если кто-то прикипел душой и телом к этому месту, пусть гуляет на здоровье по дорожкам парка.
Извещение о закрытии кладбища Леонтина прочитала за вечерней чашкой кофе — без чашки черного эликсира и нескольких пирожных со взбитыми сливками нечего было и думать заснуть. Скомканный лист газеты отлетел в угол комнаты. Неуемное желание что-то немедленно предпринять заставило ее с мятой газетой в руке спуститься вниз к Петерису.
— Что ты на это скажешь! Неудачная шутка или явное издевательство?
Петерис, до изнеможения накопавшись в саду Леонтины, задумчиво поскребывал подбородок.
— Не знаю, как ты, — у Леонтины не хватило терпения так долго ожидать ответа, — а я возражаю. Моего мнения никто не спросил!