— Чего тебе? – недружелюбно вопросил Брэгги, — и по какой-растакой причине во время репетиции по театру шляются посторонние? – его взгляд вперился почему-то в чародейку.
— Это четвёртый сын Дубового клана, — со значением проговорил Сайн, — и он…
— А по мне хоть сам король! – оборвал режиссёр, — здесь я — и царь, и бог, и господин, и воинский начальник! Так что древесно-рождённый сын такого-то клана может катиться ко всем чертям! Ирэн! – его зычный голос гулко разносился по пустому зрительному залу, — я тебе велел влево, а ты за каким-то хером пошла вправо! Тебя в детстве не научили различать, где лево, а где право?
Вилохэду надоело слушать бесконечную ругань режиссёра, он прошёл между рядами кресел и что-то негромко проговорил, наклонившись к Брэгги. Гений как-то дёрнулся, покраснел, объявил для всех десятиминутный перерыв и в довершение сорвался отборной бранью на подошедшую к нему в недобрый час щуплую, тихую сотрудницу в фартуке. Она всего лишь пыталась выяснить, какое оружие режиссёр желает видеть в руках главного героя: гле́фу или нода́ти? Девица залилась краской, и опрометью кинулась прочь.
Кабинет гения производил впечатление комнаты, брошенной хозяином, но окружающие решили с толком использовать помещение в качестве склада и снесли сюда массу ненужных вещей.
— Как я понимаю, — не стал терять время Брэгги, — вас интересует погибший Эйдо?
Вилохэд кивнул.
— Могу сказать, парнем он был бесконфликтным, исполнительным и старательным, хотя в последнее время внимание поклонниц его немного подыспортило. Знаете, начала появляться в нём эдакая вальяжность, словно он узнал себе истинную цену.
— Совершенно бесконфликтных людей не существует, — заметила Рика, — вспомните, были ли у Эйдо враги? Завистники? Может быть, вы отдали ему роль, на которую претендовал другой артист?
— Госпожа сопровождающая древесно-рождённого коррехидора, — усмехнулся гений, — полагаете, что, успев прожить более половины жизни, я не изведал прописных истин? Когда я назвал покойного Эйдо бесконфликтным, я всего лишь имел ввиду, что при обострении ситуации он не стремился усугублять конфликт, а пытался уладить дело миром. Теперь касаемо зависти. Вы слыхали, должно быть, что театр нередко называют серпентарием единомышленников? – Вил кивнул, а Рика удивлённо посмотрела на него, — посему представить себе театр без зависти просто невозможно. Зависть – движущая сила, своеобразное топливо, что сжигает наши сердца, побуждает действовать, заставляя при этом преодолевать себя и становиться лучше. Но, поверьте, актёрская зависть – зависть белая, она — дама мирная. Побудить рассказать супруге о шашнях её половинки на стороне – это, пожалуйста. А вот убить – ни за что! Отдать роль Масты я никому, кроме Эдо Финчи не мог, ибо никто не справился бы с такой сложной вокальной партией.
— Странно, — проговорил коррехидор, — мне партия слепого мастера не показалась такой невозможной к исполнению.
— Есть отдельные нюансы, — снисходительно пояснил режиссёр, — профессиональные тонкости. Уже двадцать лет в театре не было певца, способного свободно брать теноровое «до» второй октавы. Так что «Мастера» я поставил только ради Эйдо. Никаких конкурентов у него не было.
— Понятно. А в личной жизни? Чем он интересовался? – Вил сделал пометку в блокноте.
— Вот что меня ни капельки не волнует, так это частная жизнь моих артистов. Кто, где, когда и с кем – увольте меня от такого. Никогда не влазил в личную жизнь подчинённых и не стану этого делать впредь, то же самое могу заявить и об их делах вне театра. Пока то, что они творят, не выходят за рамки закона, не моё дело. А коли выходят, то это – дело дирекции.
Рика подумала, что амбициозный режиссёр хоть и наговорил много чего, по сути-то дела ничего нового им не сообщил.
Несколько мужчин курили за кулисами, когда они заслышали шаги, папиросы были тотчас потушены, а сами артисты усиленно делали вид, что просто разговаривают. Чародейке они напомнили студентов-младшекурсников, которых в Академии нещадно наказывали за курение. По всей видимости гений режиссуры также был категорическим противником данного пагубного пристрастия.
Вил в который раз представился, а артисты закивали головами. К удивлению Рики они были уже в курсе дела, что в театре работает Королевская служба дневной безопасности и ночного покоя.
— Да вы не удивляйтесь, — махнул рукой невысокий, смуглый, смахивающий на подростка, парень в лихо завязанной красной бандане и половине артанского национального костюма, — у нас тут секреты долго не держатся. Все про всех всё знают. Ну, или более-менее всё.