— А Эйдо Финчи какой пожелал? – это снова влезла в разговор Рика, которой представительница верховного театрального божества нравилась даже меньше журналистки.
— Тот парень, о котором пишут в газетах? – взгляд непроницаемо-чёрных глаз остановился на стопке справа.
— Именно он, сколько десятилетий вы с него стребовали?
— Эйдо Финчи не числится среди моих клиентов, — последовал ответ, — и кому, как ни вам, знать, что в я просто не могу соврать по вопросу, касаемо моих непосредственных обязанностей. Я здесь совершенно легально. Вы, господин Окку, представитель королевской власти. Я – представитель бога Гёзеками. Мы оба официальные представители, не вижу причин, чтобы отказать вам в содействии.
Женщина из воздуха извлекла толстую книгу в роскошном кожаном перелёте с серебряным тиснением в виде улетающих в облака журавлей.
— Не сочтите за труд взглянуть. У меня ведётся строжайший учёт всех контрактов, — она потянула за плетёный шнур закладки, и книга сама собой раскрылась на нужной странице, — видите дату? Последний контракт со мной был подписан и закрыт восемь лет назад. Девушка со всей страстью своей юной души жаждала обрести способности трагической актрисы, а за душой не было почти ничего. Так, неразвитая духовная сфера, мелкие бытовые эмоции, даже чувств глубже привязанности к домашней собачке своей бабушки не имелось. Я по доброте душевной отговаривала поначалу. Так ведь нет, подайте ей всеартанскую славу, любовь зрителей, особый талант, чтобы от её игры смеялись и плакали. Получила сполна и заплатила сполна. А уж была она от этого счастлива или нет, сказать не могу. Я, знаете ли, давно душу свою от из предсмертных эмоций клиентов закрыла. Ни к чему это мне.
Вил посмотрел на ровные столбцы старинных иероглифов, выведенных с поистине божественной красотой «музыки для глаз». И, действительно, последним в списке стояло женское имя и дата восьмилетней давности. Прерывистая, резкая линия в названии месяца, как показалось коррехидору, подчёркивала внезапность кончины.
— Ваш Финчи сюда не спускался, — покачала головой Эйка, — да и не нужно ему это было. Я послушала его как-то, талантом парень обладал врождённым, явно не мой вариант. Дать ему мне было нечего. Так что и смерть его не из-за контракта случилась. Я тут, почитала, конечно, посмеялась от души, — длинный ноготь постучал по «Вечернему Кленфилду», что лежал сверху, — занимательные версии.
— Спасибо, — проговорил Вил, склоняя голову в почтительном полоне, ссориться с представителем божества, пускай даже театрального, он не желал категорически, — и простите за невольное вторжение и причинённое беспокойство.
— Пустяки, — отмахнулась женщина, — я отлично развлеклась. Коли возникнет желание пообщаться, милости прошу, дорога тебе известна, младший сын Дубового клана, — она бросила на коррехидора многообещающий взгляд из-под ресниц.
— Не стану обнадёживать госпожу пустыми обещаниями, — поклон, — служба, долг перед кланом и бесконечное почтение не позволят мне поступить со столь неподобающей фамильярностью.
— Что ж, жаль. Прощайте, господа. Провожать не стану.
При этих словах и Вил, и Рика почувствовали непреодолимое желание как можно скорее покинуть эту странную комнату с разобранной кроватью. Ощущение ослабело и исчезло вовсе только, когда они выбрались из трюма сцены.
На сцене сидел сторож и нервно курил.
— Наконец-то! Отыскали свою трость, господин?
— Тебе ж велено было из своей подсобки не выходить и по театру не шляться? – нахмурил брови Вил.
— Велено-то – велено, — почесал лоб парень, — да только наши всякое болтают. О призраках, например. Вот и подумал, чего-й-то долго вы под сценой шарашитесь. Вдруг вас тама сожрали, а мне опосля отвечать: накой пустил? Кого? Возни не оберёшься. Решил, выкурю ещё папиросочку и внизы полезу за вами, стало быть.
— Благодарю за проявленную заботу, однако ж сие излишне. Эрика, в наших силах сделать нечто, чтобы, доблестный хранитель ночного покоя Королевской оперы не распространялся о нашем визите? – Вил выразительно поглядел на чародейку.
— Сейчас подумаю, — девушка вытащила из сумочки пудреницу и раскрыла её. Затем поднесла к лицу оторопевшего дворника, — силой зеркала заклинаю тебя: коли раскроешь рот, чтобы рассказать кому-нибудь о нашем сегодняшнем визите и поисках трости, в тот же миг лицо твоё обрастёт обезьяньей шерстью. Понял? Ну-ка посмотри хорошенько, каким красавцем станешь!
Коррехидору не было видно, что узрел сторож в маленьком дамском зеркальце, только тот переменился в лице и побледнел, отшатнувшись от пудреницы.