— Может, сунул в карман? – предположил Вил, — самое простое – вынуть патроны и положить в карман, а из другого кармана он достал припасённые, заячьи, зарядил, и готово дело.
— Но на костюме из последнего акта, в котором Финчи застрелился, не было карманов, — возразила девушка, — я проверяю одежду, когда произвожу вскрытие. Одежда может содержать улики и следы преступления. Заявляю бесповоротно и окончательно: балахон слепого мастера карманов не имел, брюки тоже.
— Сие никак не отметает моего предположения, — усмехнулся Вил, — кто сказал, что Финчи перезарядил револьвер перед самым концом спектакля? Наверняка реквизит приносят заранее. Парень мог и перед началом, и по ходу спектакля подойти и подготовить револьвер. При этом на нём мог быть другой костюм. Или же, — он задумался на мгновение, — Финчи просто выбросил патроны в первую встречную мусорную корзину. Одну из них я заприметил у стола, где закусывают артисты. Ему достаточно было пройти мимо, и всё.
— Да, так могло быть, — согласилась чародейка, — но поставьте себя на его место: вы решили убить себя…
— Сплюньте, — шутливо замахнулся пирожным Вил, — не приведи боги!
— Тьфу-тьфу, — усмехнувшись суеверности собеседника, столь же шутливо сплюнула чародейка, — пускай, не вы, а Финчи. Он решает покончить с собой: публично, возможно, чтобы отомстить или поразить кого-то, кто находился тем вечером в зрительном зале. Ему страшно? Естественно, страшно. Он нервничает – непременно. Будет его в таком случае волновать выбросить ли патроны просто на пол, или же отнести в ближайшую мусорную корзину? Не думаю. Положить автоматически в карман, да, но вот искать мусорную корзину – вряд ли.
— Значит, нам остаётся проверить квартиру Финчи, выяснить, покупал ли он старинные патроны и, если нет, докладывать его величеству об убийстве в Королевской опере, — проговорил Вил без энтузиазма, — коли углублюсь в историю фирмы Бегущего зайца, есть шанс, что нашему венценосному кузену просто наскучит сие слушать, и он благополучно отправит меня восвояси.
Когда они возвратились в коррехидорию, Турады за его столом не было, видимо он не закончил обход всех оружейных магазинов и лавок столицы. Вил записал адрес погибшего артиста, забрал из вещдоков ключ от его квартиры, и они поехали на Долгую улицу. Улица, и правда, оказалась предлинной, при этом тенистой и ухоженной. Заботливые жители домов уже успели высадить цветы на многочисленные клумбы, словно бы соревнуясь друг с другом в разнообразии и выдумке. Владельцы дома, где жил артист и вовсе расстарались: дорожку выложили живописными разноцветными камешками, обсадили с обеих сторон кустами гортензии, а у самого входа поставили двоих рукотворных лебедей. Но поскольку материалом скульптур послужили истёртые шины от магомобиля, лебеди вышли скорее устрашающими, нежели красивыми. Не спасали даже изящные короны на головах со свирепым выражением маленьких красных глазок, изображённых той же самой краской, какая использовалась для росписи клювов чудовищных птиц.
— Интересно, тут в тёмное время суток никто не стал заикаться после встречи с подобным? – Вил подбородком указал на лебедей, — дети запросто могут принять сие творение неизвестного мастера ножа? – он вскинул бровь, — даже затруднюсь угадать, при помощи каких инструментов получились данные воплощения ёкаев.
— Может, они поставлены, чтобы от входа злых духов отгонять? – с шутливой серьёзностью вопросила чародейка.
— Подобные шедевры мне ещё не встречались в столице. Это что, новая мода такая?
При входе дежурил консьерж. Консьерж, как консьерж: молодой, среднего роста, среднего телосложения, сугубо средней внешности. Опрятно одетый, разве что слегка впечатление портили давно не стриженные волосы и ссадина на щеке. То ли подрался, то ли упал. Он с заученной вежливостью встретил представителей королевской власти, охотно сообщил, что квартиру «бедный, бедный господин Финчи» снимает в их доме уже более полугода, да ещё она проплачена на четыре месяца вперёд, посему пока никому не сдана. За вещами покойного никто не приходил, и никто его не спрашивал.