— Скажите, как отреагировал сам Финчи на месть его бывшей возлюбленной? – Рика записала название пьесы, — и произошло это, видимо, около года назад?
Дару вздохнул. Чародейка обладала удивительной способностью задавать следующий вопрос, не выслушав ответа на предыдущий.
— Да, злосчастная премьера произошла около года назад, а икание Эйдо отнёс к неудачно закупленному глайсу. Ведь он не говорил о своей непереносимости мандаринов. Я тоже помалкивал об участии в провале моей сестры, — он вздохнул, — я сочувствовал им обоим: Ари влюбилась без памяти и готова была любить за двоих, но и Эйдо так и не смог ей ответить. Его можно понять. Я всегда знал, что в его отношении к ней дружба и привязанность были, а любви не было. Не могу осуждать мужчину, не пожелавшего строить свою семейную жизнь без любви. Но с тех самых пор отношения в нашей троице изменились. Ари отдалилась от нас обоих, как-то замкнулась и больше уже не пускала меня в свою жизнь. Мы с Эйчиком встречались иногда по старой памяти, выпивали вместе. Но и он, видимо, ощущая свою вину перед моей сестрой, тоже особо не стремился к общению. Какое-то время назад он разоткровенничался со мной, совсем как в старые добрые времена, и заявил, что теперь-то он многое понял в этой жизни.
— Как вы думаете, что он имел в виду? – Вил подумал, как здорово было бы узнать о некоем поворотном моменте в жизни убитого.
— Естественно, о женщине.
— Он прямо об этом сказал?
— Эйчик? Прямо? Нет, он был не из тех, кто склонен навроде меня называть суку сукой. Он намекал, распространялся о «блаженстве», «родстве душ», но ни разу не назвал ни имени, никакой иной приметы. Блаженство, и всё тут. Однако, по горящим глазам и лексике я догадался, что некоей особе женского пола удалось всё же растопить холодное сердца нашего принца-ледышки, — он с самого детства к себе в душу старался не пускать никого. Таким вот и был наш Эйнчик, — на этих словах озорные глаза Дару затуманились печалью, — знаете, так непривычно и обидно говорить «был». Почему он? За что?
Коррехидор воздержался от комментариев и задал очередной вопрос, который мог хотя бы как-то прояснить обстановку. И вопрос сей касался увлечений азартными играми.
— Никогда. Принц-ледышка и карты – вещи несовместные. Для шахмат или «Цветочных дощечек» он был слишком простоват. Скачки и спорт вообще не интересовали.
— Вы сказали, что ваша сестра тяжело переживала предательство Финчи, — задумчиво проговорила чародейка, ей подумалось, что у женщины, которую любимый человек буквально заставил избавиться от ребёнка, довольно мотивов для мести, тем более что слом сценической карьеры не удался, — кто являлся инициатором последующего разрыва?
— Сама Ари и явилась, — произнёс, как нечто само собой разумеющееся, артист, — разрыв был тихим, я бы даже сказал, каким-то бытовым. Разъехались, и всё тут. Но, — на этих словах его лицо приняло обеспокоенное выражение, — вы же не считаете, будто моя сестра способна на хладнокровное, жестокое убийство?
— Порой мы недостаточно хорошо знаем собственных родственников, — ответила чародейка, — но, согласитесь, Ари Дару проще всех было заменить патроны в револьвере.