Скоро высота Капролат будет окружена и взята. Альтернативой становится смерть… или бегство.
«Паника охватила большинство из нас, свистят и с грохотом рвутся снаряды, осколки жужжат возле наших голов. Мне хочется только одного: прочь, прочь отсюда! Длинными прыжками я начинаю сбегать вниз по склону. Вид бегущих товарищей сводит меня с ума. Теперь только: спасайся, кто может. Мы будем отличной мишенью для врага, пока бежим вниз с высоты. Бегущий, охваченный паникой противник не отстреливается. Русские могут спокойно уложить всех нас».
Когда они спустились с высоты, то поняли, что окружены врагом. Русские залегли в лесу и у озера в ожидании. Страх нарастает. Что им делать? На учениях такого не было, и они судорожно пытаются вспомнить что-то из тех военных навыков, которым их учили.
«Один стрелок перебегает на несколько метров вперед, но, не успев броситься на землю, оседает вниз, сраженный русской пулей. Следующий бежит и ему удается. Теперь попытка третьего. Раздается автоматная очередь и парень падает замертво. Когда он падал, его товарищи увидели, что у него отлетело полголовы. В него попала разрывная пуля… Автоматные очереди оставили глубокие борозды в траве. Похоже, что форма содрана со спины. Кто-то остался лежать на земле, крикнув остальным: “Мне скоро конец. Бегите дальше!” Другие были уже не в силах сказать что-либо…»
Кто-то был застрелен в озере, кто-то – в лесу, другие подорвались на собственных минах, когда бросились перелезать через колючую проволоку. Так пал первый самый отдаленный норвежский опорный пункт в Карелии.
Норвежские фронтовые бойцы на другой высоте внимательно следили за атакой на Капролате. Они слышали и видели все, что там происходит, но помочь ничем не могли. Звуки взрывов, дым, поднимавшийся вверх, крики. Это было только начало.
Поэтому напряжение на высоте Хассельман было таким же, как и на Капролате предыдущим вечером. Они знали и они ждали.
«В ту первую ночь в окопах спали мало. Все настороженно следили за тем участком, который им был поручен. Как только видели какое-то движение за колючей проволокой, стреляли. Так же было и с другой стороны. Встать и идти мы не могли. Нам приходилось, извиваясь ужом, ползти по склону, прячась за камнями и пнями.
Эта позиционная война продолжалась до пяти утра. Тогда началась новая атака, на этот раз при поддержке тяжелого вооружения. Начали падать снаряды. Сначала по одному, потом градом. Земля и крупные камни разлетались вокруг нас. Огромные деревья разбивались в щепки».
Потом началась атака на сопку Хассельман. Она была жестокой.
«Русские в серой и зеленой форме бежали прямо через минное поле, крича и стреляя по нашим позициям. Разрывы снарядов следовали один за другим.
…Хриплый, проникающий рев русских подразделений можно было слышать по всему склону высоты. Оставшиеся из нас стреляли и бросали ручные гранаты, но все было напрасно. Превосходящие силы противника навалились на нас. Шаг за шагом мы отступали, переходя на новые позиции и ясно осознавая, что для всех нас наступил час истины».
Начался ближний бой – один на один. Измотанные, они в страхе оставили внешние укрепленные позиции и отошли к последним окопам на самой вершине. Бой продолжался уже двое суток. На третий день все шло к концу. В эти последние часы много чего случилось в окопах.
«Я развернулся, собираясь ползти назад. Передо мной был русский с 82-зарядным автоматом. Я остолбенел. К счастью, рядом был норвежский боец из Тюнсета. Первым раздался выстрел из карабина. Русский застыл, но автомат не выпустил. Раздался еще один выстрел, и он упал навзничь…
Уже потом, вспоминая этот момент, я думал: может, это был добрый русский и он не хотел меня убивать? Никто об этом даже и слышать не хотел, так как многим из нас внушили ненависть к русским. Но ведь и они были людьми, такими же, как и мы…
Было ли какое-нибудь утешение, за которое можно было ухватиться, когда дело близилось к концу? На высоте Хассельман пели. Некоторые говорят, что пели “Да, мы любим эту землю”3, другие утверждают, что пели “Deutschland, Deutschland”4. Но эта песня сюда никак не вписывалась. Мы же были норвежцы и боролись за Норвегию. За этим и пришли сюда».
Исход был ясен, и помощи ждать было неоткуда. Им внушили, что сдаваться нельзя и бежать тоже нельзя. Даже от превосходящих сил противника.
«В конце концов русские прорвались. Вспоминать о том, что там творилось, эту резню с обеих сторон, в чем участвовал и я, выше моих сил…»
4
Песня немцев, государственный гимн Веймарской республики. Во времена Третьего рейха исполнялась только первая строфа песни, после чего следовал гимн нацистской партии – песня Хорста Весселя.