— Ничего, гордая госпожа, однажды и ты будешь так выглядеть!
Оглянувшись, она успела увидеть, как нищенка, мокрая с ног до головы, выбирается из канавы и с красным от гнева лицом грозит ей суковатой палкой. Это лицо въелось ей в память. Ночью она просыпалась несколько раз и видела ее перед собой, видит она ее и сейчас и слышит этот пророческий голос из беззубого рта: «Ничего, гордая госпожа, однажды и ты будешь так выглядеть!»
Ужас ее усиливался: из зеркала на нее смотрели два лица и с каждой минутой они все более походили друг на друга. Графиня закрыла лицо руками. Затем, словно задыхаясь, быстро расстегнула на стройной шее застежку кружевного воротника и обнажила грудь.
И с облегчением вздохнула. Признаки глубокого потрясения, отраженного расстроенными нервами в зеркале, рассеялись как дым. Женщина ладонью отерла лоб, словно после тяжелого сновидения.
Она внимательно осмотрела свои груди. Белые, как и ее лицо, еще минуту назад строптиво натягивавшие корсаж, они теперь устало повисли, словно увядшие розы.
При виде своих расширенных, черных глаз и увядавшей груди графиня ясно осознала, что стареет, но вместе с этой мыслью, как и всегда, когда она обнаруживала на своем теле отпечатки годов, в ней просыпалось сопротивление. Неприятие извечных законов природы, неизменного круговорота человеческой жизни. Каждая жилка восставала в ней против старости. Чтобы не поддаваться ей, Алжбета каждый день купалась в отваре чудодейственных трав, трепетным шепотом проговаривая на загадочном языке колдовские заклинания. Она не понимала смысла слов, но их звучание и таинственная музыка сладостно возбуждали ее. Каждый год в мае она бродила изо дня в день в высокой траве, переливавшейся росою, и нагая каталась по ней. Твердо веря в магическую силу майской росы, она с величайшим наслаждением охлаждала свое распаленное тело на травянистом ковре.
Но все напрасно.
Не оправдали себя даже уборы миявских красавиц, которые привозит ей Майорова. Напротив, талия полнеет и уже почти совсем сравнялась с бедрами. Неумолимо растущие слои жира скрывают четкие формы тела, и юношеский розовый оттенок кожи тускнеет.
Не стариться, все, что угодно, только не это! Теперь она полна решимости бороться против старости единственно действенным средством, о котором столько понарассказали Майорова и служанки, о котором она читала во всевозможных книжках.
Кровь! Человеческая кровь! Когда она представляет себе эту загадочную красную жидкость, одуряющий туман застилает мозг, в теле словно открываются тысячи и тысячи маленьких уст, алчущих таинственного сока.
Кровь девственниц!
Легенда времен Ноя гласит, что кочевники, разбивая шатры под открытым небом, окропляли их каплями девственной крови, дабы обезопасить себя от всяческих бед. Дикие звери, повествует легенда, обходили окропленные шатры, вихри не зорили их, молнии не опаляли.
Когда шестидесятидевятилетний папа Сикст V[26] умирал от старческой немощи, чем мудрейшие и ученейшие лекари решили продлить ему жизнь? Кровавыми ваннами. А сатанинская Лукреция Борджа[27] разве не сохранила свежесть тела благодаря тем же кровавым ваннам?
Почему бы и ей не воспользоваться всесилием крови, почему бы не освободить ее из темницы жил — пусть чудо сотворится? Причина одна: человеческую жизнь оберегает Божий и людской закон. За погубленную человеческую жизнь и пролитую кровь церковь грозит печным проклятием, а светский закон — позорной смертью.
Алжбета Батори посмеялась над самой собой, над своей трусостью. Да, она боялась людской кары и еще пуще — вечного проклятия. Только потому она еще колебалась.
Отойдя от зеркала, она стала прохаживаться по комнате, явно успокоенная, но погруженная в свои мысли.
Из задумчивости вывел ее взволнованный стук в дверь.
Она передернулась и вспыхнула от гнева, что кто-то дерзнул нарушить ее уединение. Злобно спросила.
— Кто там?
За дверью раздался юный девичий голос:
— Я, Эржика Приборская.
И тут же раздался звонкий смех — он звучал убедительней, чем само имя стучавшей.
Холодное лицо Алжбеты Батори смягчилось.
— Эржика, родненькая! — воскликнула она нежно. — Сию минуту отопру тебе.
Она быстро поправила прическу, еще раз взглянула в зеркало, не осталось ли на лице следов слез, потом подошла к двери и отперла ее.
Эржика Приборская вошла в спальню — глаза ее светились, щеки пылали. Казалось, она внесла с собой в этот полуреальный мир солнце и весну Серебряные светильники веселей замерцали, зеркало прихотливо отбросило их свет на двух обнимавшихся женщин.
26
Сикст V (1521–1590; настоящее имя — Феличе Перетти) — кардинал, избранный в 1585 г. папой римским. Став главой католической церкви, обновил учреждения Ватикана, однако о его личной жизни возникло множество легенд.
27
Лукреция Борджа (1480–1519) — представительница знаменитого рода испанского происхождения, игравшего значительную роль в жизни Италии XV — начала XVI веков. Когда ее отец стал папой римским (Александр VI, 1431–1503), Лукреция вышла замуж за пезарского герцога Джованни Сорцу, затем после развода в 1497 г была обвенчана с герцогом Альфонсом из Бишелье (провинция Бари). В 1500 г. муж ее был убит, и она была выдана за феррарского герцога Альфонса Д'Эсте. Родила ему трех сыновей, во дворце Феррары вела образцовый образ жизни, покровительствуя науке и искусствам, но о ее предшествующей жизни ходило множество самых мрачных слухов, возможно, преувеличенных.