Последние слова он почти выкрикнул, словно спорил с противником, которого надо было во что бы то ни стало переубедить.
— Сын мой, — возразил священник тихим, смиренным голосом, — о подобных вещах не положено говорить даже за закрытыми дверями. Но коль уж мы о них заговорили, скажу тебе откровенно. Ты уверен, что госпожа повинна в исчезновении твоей сестры, и подозреваешь, что она убила Магдулу. Однако прежде всего нужно знать, действительно ли госпожа убивает девушек. Я в это не верю.
— Весь край, однако, верит в это, говорят об этом и в Прешпорке[14], даже в Вене…
— Неужто это правда? — изумился священник.
— Это-то и заставило меня явиться сюда, несмотря на возможное суровое наказание. Все четыре года в Виттенберге я не получал никаких известий с родины. Доучился до звания бакалавра[15], но тревога за покинутых мать и сестру — ведь я их обрек на произвол господской воли — достигла предела. Дурные предчувствия одолели. Были у меня кое-какие сбережения, заработал на переписке старых латинских фолиантов. И вот я купил коня и поскакал в Вену. Уповал на то, что к императорскому двору съезжаются магнаты со всей Венгрии. Ну, я и подумал, что, раз их прислуга слоняется по всему городу, наверняка удастся узнать что-то о своих. Так и вышло. Только я расположился в маленькой харчевне на Вайбургштрассе, заказал себе еду и питье, как заметил за соседним столом ватагу посетителей. Правда, то были не слуги венгерских дворян, а венские жители. Но они как раз делились ужасными историями о венгерской дворянке, которую называли «die Blutgrafin», кровавой графиней. Я заговорил с ними. Они сказали мне, что на Вайбургштрассе у венгерской графини Алжбеты Батори — собственный дворец.
— Верно, — перебил его Ян Поницен, — я знаю об этом. Три-четыре раза в год графиня отправляется в Прешпорок и оттуда заезжает в Вену.
— А когда она бывает там, — продолжал Калина, — в ночное время, говорят, творятся странные вещи. Пешеходы останавливаются перед дворцом и в ужасе прислушиваются к страшным женским крикам и стонам. Похоже, там кого-то бьют, мучают, убивают! Набожные францисканцы из ближнего монастыря, разбуженные этими криками, бросают в окна дворца черепки цветочных горшков, требуя тишины.
Ян Поницен слушал своего молодого подопечного затаив дыхание.
— Все это венцы рассказывали, попивая вино. И во мне созрело решение во что бы то ни стало заехать в Чахтицы и узнать, что с матерью и сестрой. В Прешпорок я добрался один. Там разговорился с неким Павлом Ледерером — он откуда-то из Немецкого Правно. Немец по происхождению, слесарь, он как раз возвращался из Германии, куда уходил на заработки. Это был первый человек, с которым я после долгих лет смог перемолвиться по-словацки. Хотя в Виттенберге жили словаки, говорили там в основном на латыни и по-немецки. Слово за слово — мы подружились с Павлом, я доверился ему, и он предложил мне себя в спутники. Так неожиданно я нашел доброго друга. В Пьештяны прибыли мы засветло. Поселились в трактире «У трех зеленых лип». Опасаясь, как бы кто из знакомых не приметил меня и не выдал, я остался в комнате, сославшись на усталость. Мой новый друг пошел в город на разведку. Но ему и выспрашивать особенно не пришлось. Во всех питейных заведениях только и говорили что об Алжбете Батори. Вечером, чуть стемнело, я вскочил на коня и поскакал прямо к вам. Что творилось в моем сердце! Сомнения, угрызения совести, страх за мать и сестру…
Ян Калина отпил из чаши, укоризненно взглянул на Яна Поницена и проговорил:
— Диву достойно, святой отец, что вы сохраняете доброе мнение об Алжбете Батори.
— Милый сын, — сказал священник, — я хорошо знаю графиню. Те, что поносят ее, в глаза ее не видывали. Это благородная госпожа. Хотя не очень-то образованна, кроме родного языка, владеет немного словацким и еще того меньше латынью и немецким. Так, усвоила кое-что, и ладно. Зато отличается здравым смыслом. Презирает суету, после смерти своего супруга, Ференца Надашди, светской жизни сторонится еще больше, чем прежде. Хотя могла бы блистать красотой среди самых знатных дам Венгрии А она живет здесь в уединении, ходит в миявском крестьянском уборе и ведет хозяйство. Дочерей выдала замуж, сын учится в Прешпорке. Графиня любит одиночество. Власть у нее в руках большая, она вспыльчива и потому, как я понимаю, строга с крепостными и дворней Но разве окрестные вельможи или господа со всего света более снисходительны? Они привыкли считать крепостных существами неполноценными, оттого они так и обращаются с ними. Можно ли ожидать, чтобы чахтицкая владелица была исключением? Да, она чрезмерно жестка, из-за пустяка впадает в неистовство. Строго карает каждый проступок. Но вознаграждает и послушание. Старые служанки что годами служат ей, не нахвалятся; все-де, у нее по уму. Верных слуг не обижает: денег у них накоплено вдосталь, дочери выданы замуж. Госпожа дала средства на приданое…
15
Бакалавр — тот, кто достиг в средние века первой ступени академического звания в высшей школе.