- Ты... - Юань Шаосю с разочарованным видом покачал головой. – Мы же с тобой братья, зачем мне клеветать на тебя? Когда ты поднял шум на месте казни, и тебя собирались отправить на каторгу, ты уговорил Сиконга взять свою вину на себя. Посторонние не могли различить вас, но я... конечно, это было эгоистично с моей стороны, я не стал останавливать тебя, потому что ты мой младший брат... - его голос был полон раскаяния. – Все эти годы меня мучили угрызения совести. Пока я снова не увидел Сиконга и не узнал, что вы все живы, я не мог спать спокойно.
Цю Ван опустил голову, втайне сжимая кулаки. Фен Е вздернул подобородок, глядя на Яна Сиконга ледяным взглядом.
- Даге, и как я раньше не замечал, что ты так превосходно умеешь играть? – с усмешкой сказал Ян Сиконг. – Я понимаю, почему ты так ведешь себя и почему лжешь. Но твою ложь очень просто разоблачить. Наша сестра и матушка тоже знают правду. Хотя многие старики в Гуаннине уже мертвы, но события прошлого не так просто забыть. Кто из нас с детства славился своим умом, а кто был силен в боевых искусствах? Генерал Лян, Лян Хуэйюн, который охраняет Гуаннин от чжурчженей, это он тогда помог мне скрыться с места казни, и он точно знает, кто именно тогда поднял шум возле помоста для казни, - он перевел взгляд на Фен Е. – Хватит ли у тебя смелости написать генералу Ляну и спросить его о тех событиях?
- Хорошо, - кивнул Фен Е.
В глазах Юаня Шаосю вспыхнул огонек:
- Нанью, я не видел тебя семнадцать лет, и ты стал... Все говорят, что ты стал таким подлым и лживым, у тебя совсем нет совести. Помня о том, что мы братья, я не хотел верить этим слухам, но ты... Что же ты делаешь? Почему не хочешь признавать своих же родных? Если бы наш отец был жив, как ему было бы больно, если бы он увидел, что три брата не доверяют друг другу.
Лицо Юаня Шаосю было торжественным и серьезным, а слова звучали внушительно и праведно. В таком виде он сильнее всего напоминал Юаня Мао, каким тот был в таком возрасте. Сердце Яна Сиконга дрогнуло, он отступил назад. Лица Юаня Мао и Юаня Шаосю в этот момент словно слились воедино, и ему показалось, что это Юань Мао ругает братьев за то, что они враждуют между собой, и это внезапно вызвало у него чувство вины.
Видя, что этот трюк сработал, Юань Шаосю шагнул к нему поближе и тихо сказал:
- Ты разве забыл, чему отец учил нас в детстве? Так ты платишь нашему отцу за его доброту?
Юань Нанью, молчавший все это время, подошел к ним и тихо сказал:
- Господин Ян, если тебя тоже не волнует, каким именем называться, почему бы просто не оставить прошлое в покое и не перестать вспоминать его? Я ни в чем не виню тебя. Хочешь быть Сиконгом, будь им, а я буду Цю Ваном, потому что я помню себя только под этим именем. А старший брат был и останется старшим братом. В конце коцнов, он прав – самое главное, что мы все трое снова встретились. Теперь все три брата вместе, мы можем очистить имя нашего отца и восстановить справедливость, чтобы дух отца на небесах смог упокоиться с миром.
Ян Сиконг напряженно смотрел на обоих братьев Юань, чувствуя, как у него сжимается сердце, и становится трудно дышать. Его губы задрожали, он сжал кулаки.
Юань Шаосю оказался умнее, чем он о нем думал. Он прекрасно знал его слабое место – он никогда не мог забыть великой доброты семьи Юань по отношению к нему. И теперь, когда братья Юань намекали ему на то, что он непочтителен к памяти Юаня Мао, это стало для него ударом в сердце, сильным и точным.
Но... нужно ли разбираться во всем?
Если бы не Фен Е, он мог бы смириться с этим. Ему все равно, кем его считали, но Фен Е отверг его из-за этого... Его сердце болезненно сжалось, он взглянул на Фен Е, который смотрел на него без всякого выражения. Его губы вдруг скривились в насмешливой ухмылке.
Фен Е... ему тоже все равно!
Почему он никак не откажется от попыток доказать свою невиновность? Даже если он на самом деле сможет доказать, что он и есть Ян Сиконг, разве из-за этого между ним и Фен Е исчезнет отчуждение? Это не изменит того, что он обманывал и использовал Фен Е, а потом женился на его сестре. Фен Е не забудет этого. Да и он сможет ли забыть все эти обвинения и унижения, сделав вид, что их никогда не было?
Зачем ему вообще суетиться? Может, как и сказал Юань Нанью, пусть прошлое останется в прошлом? Теперь все братья вместе, и все довольны.
Его сердце сдавила тоска, но с его губ сорвался издевательский смешок:
- Ладно, недурно сказано. Я, Ян Сиконг, прожил тридцать лет и смог повергнуть коварную и сильную партию евнухов, но я не в состоянии доказать свою личность. Что ж, пусть так... - он вздохнул и мрачно улыбнулся. – Оставим это.
С этими словами он развернулся и, не глядя ни на кого, вышел из палатки.
В глубине души он знал, что не сможет отправить письмо ни Юань Вейлин, ни Ляну Хуэйюну, также как не сможет получить на него ответ. Юань Шаосю служит в армии с шестнадцати лет, и сейчас он генерал повстанческой армии. Если он не сможет выкрутиться в такой ситуации, он напрасно прожил свою жизнь.
Он устал, у него больше не осталось сил.
***
Когда он вернулся в свою палатку, Фен Хун все еще лежал там. Увидев, что он пришел, Фен Хун поднял голову и посмотрел на него свои единственным глазом.
Ян Сиконг подошел к нему и опустился на землю рядом с ним, чувствуя себя полностью измотанным и опустошенным.
Ему действительно хотелось содрать шкуру с Юаня Шаосю, чтобы он не пользовался своим сходством с Юанем Мао и не говорил слова, которые лишь еще больше выводили его из себя.
В конце концов, он был сыном Юаня Мао. Что еще он мог сделать ради Юаня Мао?
Фен Хун, казалось, почувствовал состояние Яна Сиконга и склонил к нему голову. Ян Сиконг поернулся к нему и погладил его морду:
- Хун-эр, - с грустью сказал он. – Ты ведь можешь запомнить запах человека на всю жизнь?
Фен Хун смотрел на Яна Сиконга своим единственным глазом.
- Ты узнал меня даже с одним глазом, - с кривой усмешкой сказал Ян Сиконг. – Ему далеко до тебя.
Фен Хун, всегда державшийся надменно и отчужденно, внезапно лизнул язком щеку Яна Сиконга.
Ян Сиконг потрясенно замер:
- Ты впервые в жизни лизнул меня!
Раньше, если Фен Хун толкнулся в него лбом, это уже можно было считать величайшим подарком с его стороны.
Фен Хун тихонько проворчал в ответ.
Ян Сиконг привалился к нему и ласково улыбнулся:
- Ну, по крайней мере, хоть ты узнал меня. Тебе все равно, как меня зовут, хороший я или плохой, верный или предатель – для тебя все это не имеет значения, - он больше не мог сдерживать печаль, затопившую его сердце. – Наверное, ты единственный, кто понимает меня на всем белом свете.
Когда Фен Е вошел в палатку, он увидел одинокую фигуру Яна Сиконга, привалившуюся к Фен Хуну. Его сердце дрогнуло, и он слегка поменялся в лице, но постарался поскорее скрыть это.