Ординарец Фен Е быстро принес ужин, и Фен Е приказал:
- Покорми Хун-эра.
После приказа Фен Е Фен Хун поднялся и вышел вслед за ординарцем.
Они остались вдвоем в шатре, и Ян Сиконг чувствовал, как воздух сгустился от напряжения. Он взял палочки, но совсем не чувствовал вкуса еды.
Фен Е подложил несколько кусков мяса к нему в чашку:
- Ешь побольше мяса, мне не нравится, когда ты слишком худой.
Ян Сиконг смотрел на еду, но она не лезла ему в горло.
- Ты хочешь, чтобы я накормил тебя? – властным тоном произнес Фен Е. – Ешь!
У Яна Сиконга не оставалось выбора, кроме как взять чашку и начать есть. Его мысли пребывали в смятении, и ему совсем не хотелось есть. Каждое мгновение, проведенное рядом с Фен Е, становилось для него настоящей пыткой. Те цели, к которым он раньше стремился, теперь отходили на задний план. Он и представить себе не мог, что они с Фен Е станут мучением друг для друга.
После еды Фен Е отложил палочки и уставился на Яна Сиконга, выжидая, когда он закончит есть.
- После того, как из Цяньчжоу придет ответ, ты сможешь вернуться туда.
Глаза Яна Сиконга загорелись.
Фен Е внезапно поменялся в лице:
- Что такое? Не терпится уехать от меня?
- Я же не могу оставаться здесь вечно, - нахмурился Ян Сиконг.
Фен Е сжал кулаки:
- Ты вернешься в Цяньчжоу только для того, чтобы убедить их помочь мне взять Хетао. Если посмеешь выкинуть какой-нибудь фокус... не забывай, что в моем лагере все еще остаются оба твоих брата.
- Ты угрожаешь мне их жизнью? – Ян Сиконг изумленно уставился на него.
- Я просто использую их наилучшим образом, я научился этому у тебя, - с невозмутимым видом ответил Фен Е.
- Я уже говорил ранее, что у нас с тобой общие цели. И, как ты и говорил, я прежде всего стараюсь для себя, - холодно сказал Ян Сиконг. - Если бы я хотел сбежать, я бы с самого начала не приехал сюда, чтобы подвергаться такому унижению.
- Подвергаться унижению? – усмехнулся Фен Е. – Неплохо сказано. Значит, в глубине души ты знаешь, что задолжал мне.
- Если я и был тебе должен, я уже расплатился с тобой, - Ян Сиконг бесстрашно посмотрел в глаза Фен Е. – В моем понимании, мы с тобой квиты.
- Квиты? – лицо Фен Е помрачнело. – Не придумывай лишнего! Это мне решать, когда ты расплатишься со мной!
Яну Сиконгу больше не хотелось разговаривать с ним, поэтому он встал и собрался уйти.
Фен Е схватил его за руку:
- Ян Сиконг!
Ян Сиконг вздрогнул, ему хотелось отругать Фен Е и сказать ему, чтобы он не называл его так, но слова не шли у него с языка.
Фен Е с силой сжимал его запястье, причиняя ему боль, но не замечая этого:
- За все эти годы ты думал обо мне?
Ян Сиконг сделал глубокий вдох, чувствуя боль в сердце, его губы задрожали. После долгого молчания он, наконец, тихо произнес:
- Нет.
«Не было такого дня, чтобы я не думал о тебе».
Лицо Фен Е исказилось от боли, но он быстро справился с собой и отпустил его руку:
- Я так и думал... Убирайся отсюда.
Ян Сиконг торопливо покинул его шатер.
Фен Е посмотрел на столик с оставшейся на нем едой и через некоторе время внезапно зарычал, словно зверь, пойманный в ловушку, и пнул столик ногой.
- 184 -
Наконец, Фен Е позволил Яну Сиконгу вернуться в Цяньчжоу.
Перед отъездом Ян Сиконг попросил его разрешения увидеться с Юанем Шаосю наедине. После некоторого колебания Фен Е согласился.
Юань Шаосю пришел в палатку Яна Сиконга, держась очень настороженно, он неловко оглядывался по сторонам, словно опасаясь, что их может кто-нибудь подслушать.
- Даге, садись, - с равнодушным видом сказал Ян Сиконг.
Юань Шаосю сел за низкий столик, сохраняя бесстрастный вид.
- Даге силен в боевых искусствах. Если кто-то появится рядом, ты обязательно почувствуешь это, так что не волнуйся. Кроме того... - Ян Сиконг невольно усмехнулся. – Король Волков не хочет знать правду, он не станет никого посылать, чтобы подслушивать нас.
Он налил чашку чая для Юаня Шаосю.
Юань Шаосю тяжело вздохнул:
- Я... мне просто хотелось поговорить с тобой наедине.
- И что же даге хотел сказать мне? – Ян Сиконг уставился на него пристальным взглядом.
- Сиконг, конечно, я не очень хорошо повел себя в этой ситуации, но ты должен... ты должен войти в мое положение, - Юань Шаосю отвел взгляд.
Губы Яна Сиконга скривились в насмешливой улыбке:
- Даге, я знаю, что ты невзлюбил меня еще с того времени, когда мы были детьми. Но ведь мы с тобой братья. Даже если бы ты этого не сделал, Король Волков все равно точно также использовал бы вас с Нанью с вашими способностями.
- Это не одно и тоже, - Юань Шаосю залпом выпил чай и стиснул зубы. – Все эти годы ты был важным чиновником, ты занимал высокое положение, у тебя были деньги. А ты знаешь, как жил я? Все мое будущее было разрушено, мне пришлось покинуть свой родной город. Чтобы заработать себе на жизнь, мне пришлось служить сторожевым псом у провинциального богача. Я, человек, который изначально служил в армии, сражался на поле боя, так бесполезно прожил свою жизнь. Как я могу смириться с этим!
- Высокое положение и деньги? Хахаха, - рассмеялся Ян Сиконг, сжав чашку в руке. – Высокое положение и богатство? Даге, знаешь ли ты, в каком аду я жил все эти годы?
Чашка в руках Яна Сиконга разлетелась на куски, и кровь окрасила кончики его пальцев, но он даже не заметил этого.
Юань Шаосю поджал губы и ничего не сказал.
Яну Сиконгу хотелось сказать ему, что после того, как его выгнали из дома и ему пришлось зарабатывать себе на пропитание, он жил жизнью бродячьего пса. Чтобы совершить свою месть, он более десяти лет трудился не покладая рук. Когда он стал чиновником, со стороны могло показаться, что теперь он катается как сыр в масле, но на самом деле, каждый день он ходил по краю пропасти, а над его шеей нависал острый топор. Он не мог спать спокойно по ночам, и сейчас его многие презирали, и даже любимый человек всячески оскорблял его и не верил ни одному его слову. Кому он мог поведать о перенесенных им лишениях и страданиях? Но, когда эти слова были готовы вырваться наружу, на него вдруг навалилась страшная усталость, и ему уже не хотелось говорить все это. Он знал, что Юань Шаосю не поймет его, этот человек видел и слышал только себя.
Ян Сиконг взял тряпку и вытер пролитый чай:
- Чтобы отомстить за отца, я был вынужден нести тяжкое бремя, терпя постоянные унижения. Я не считал зазорным кланяться врагу, я приобрел дурную славу, самые близкие мне люди видят во мне лишь бесстыжего лжеца и интригана, и я больше не могу никому верить. Даге теперь доволен?
Юань Шаосю опустил глаза, чувствуя угрызения совести: