– Вот как? Они вас обижали? – в голосе Деева прозвучало сомнение.
– О нет! Они меня не обижали. Просто там, в их квартире, я чувствовала себя не просто приживалкой, а никчемной безголовой тупицей. «Оленька, крышку унитаза нужно протирать влажной салфеткой каждый раз, когда ею пользуешься», «Дорогая, для сахарницы есть специальная мерная ложка. Специальная, понимаешь?», «Масло из масленки нужно набирать так, чтобы не пачкать край. Неужели тебя этому не учили?», «Девочка моя, твои волосы повсюду. Будь добра, причесывайся в прихожей. Только в прихожей! Это так трудно запомнить?». И так каждый день, каждый час, каждую минуту. Нельзя включать телевизор с одиннадцати утра до часу дня, это мешает соседям напротив. Нельзя выходить из квартиры до семи утра, консьерж в парадном это не одобряет. Нельзя ужинать позже семи часов вечера, потому что кухня уже подготовлена к завтраку. И прочее, и прочее, и прочее.
– Да, нелегкая жизнь, – искренне посочувствовал Деев.
– Верно, нелегкая. Когда мне дали место в общежитии, я съехала в тот же день, даже не переночевала, – продолжала Ольга. – С того дня я ни разу не ходила в гости к дяде и тете. Звоню с общаговского телефона раз в месяц, и все. Впрочем, они ни разу меня в гости и не позвали. А Лиза хотела переехать к тетке, но я просто не могла ей этого позволить!
– Вы ее отговаривали?
– Да, я ее отговаривала, – подтвердила Ольга. – Я рассказывала ей истории из своей жизни у московских родственников, свои и чужие, ведь я не единственная такая. Я объясняла ей, что как только она переедет к тетке, она потеряет комнату в общежитии и окажется в зависимом положении. Всеми силами я пыталась ее отговорить от этого шага, но вместо того, чтобы послушать меня, она переехала в другую комнату и перестала со мной общаться.
– Давно это было?
– В начале учебного года.
– Но к тетке она так и не переехала, – констатировал факт Деев. – Не знаете почему?
– Думаю, Лиза попросилась к тетке, но та ее не пустила, – ответила Ольга. – Другого объяснения я не вижу.
– А Лиза не могла изменить свои планы? Быть может, она больше не хотела переезжать к тетке?
– Об этом спросите у Анечки, теперь она с ней живет, – пожала плечами Ольга.
– Анечка, это та блондинка? – догадался Деев.
– Да, она самая. Всем говорит, что дружит с Лизой, а на самом деле она только пользуется ею. За этим и в комнату к себе переманила.
– Что значит «пользуется»?
– Анечка не самая умная девушка. Нет, не так: она тупа как пробка, – заявила Ольга. – Лиза делает за нее контрольные, помогает готовиться к экзаменам. Можно сказать, Лиза учится за двоих: за себя и за Анечку.
Деев воспользовался советом Ольги и пообщался с новой Лизиной соседкой по комнате. При более близком знакомстве с девушкой Деев пришел к тому же выводу, что и Ольга: Анечка не блещет умом и не питает нежных чувств к своей соседке. Дифирамбы, которые она воспевала в адрес Елизаветы Пресновой, не более чем показуха для друзей и знакомых. И все же портрет Лизы она описывала точно, хотя самой ей положительные качества соседки не казались привлекательными.
Закончив дела в общежитии, Деев собирался ехать в институт, чтобы получить домашние адреса сокурсников Лизы и побеседовать с ними, но перед этим решил позвонить в больницу. Сделал он это не напрасно. Дежурная медсестра сказала, что Лиза пришла в сознание и лечащий врач поручил ей сообщить об этом в отдел милиции.
Не тратя времени, Деев поехал в больницу. Там его встретил лечащий врач Елизаветы Пресновой. Он отвел Деева в кабинет, не желая вести разговор на ходу.
– Должен вас предупредить, – без вступления начал лечащий врач, – Лиза в очень плохом состоянии. Она на грани нового срыва, который может привести к непоправимым последствиям. Я не знаю, насколько близки они были с погибшей, но это событие отразилось на моей пациентке ужасающим образом. Насколько я могу судить по результатам обследования, до того момента, как Лиза попала к нам, ее здоровью мог позавидовать космонавт. Но сейчас это не так.
– Если можно, объясните, что вы подразумеваете под плачевным состоянием, – попросил Деев.
– Девушка в шоке, – продолжил лечащий врач. – В таком глубоком шоке, что стандартные процедуры не смогли вывести ее из этого состояния. В физическом плане она здорова, если не считать сопутствующих шоковому состоянию симптомов, таких как тахикардия, снижение объема циркулирующей крови, снижение сердечного выброса, но с этим мы справимся. В психологическом плане состояние гораздо хуже. Мы поддерживаем организм медикаментозно, но если состояние не улучшится в течение пяти дней, ее придется переводить в психиатрию.