Еще много Креозотов лопались, как воздушные шары, под ударами стальных плугов.
Шейла врубила “дворники”, чтобы соскрести брызги, превратившие стекло в багрянец. Земля пошла более бугристая – по крайней мере шины стали подпрыгивать чаще.
И все это время в рации кто-то истерически орал. Бог знает, что именно, – усилитель искажал голос до механического скрежета.
Потом все кончилось. Грузовики замедлили ход; Я посмотрел на Шейлу. Темные глаза на лице горели, пот капал с носа. Мускулы шеи выступили, как палки.
Она бросила на меня короткий взгляд.
– Держись крепче. Ник. Мы едем обратно. Да, ты правильно понял – мы это сейчас повторим.
Я вцепился в поручень на приборной доске и смотрел сквозь малиновое желе окна. Зубы стиснулись. Взревели моторы. Я видел, как все ближе и ближе наплывают лица Креозотов.
На этот раз я закрыл глаза. Но уши закрыть не мог.
Проехав еще несколько миль строем, грузовики остановились. Креозоты остались далеко позади.
Из каждого грузовика выпрыгнул парнишка и отвязал тросы, потом щеткой счистил красное месиво с бортов. Мозаика вытаскивал куски, застрявшие в снегоочистителе (или мясоочистителе?). Я слышал, как он кричит парню из соседнего грузовика:
– Смити, вы там жаловались, что вам рук не хватает? Вот, держи одну!
Он что-то кинул второму пацану, а тот засмеялся и увернулся.
Меня затошнило. Я повернулся к Шейле:
– Зачем вы это сделали? Эти Креозоты – то есть гапы, – они же сейчас не такие. Не агрессивные. Это же просто кровавая бойня!
Темные глаза Шейлы стали шире.
– Ты откуда свалился, солнышко? С Северного полюса? В реальном мире нам приходится драться за свою жизнь.
Я рассказал ей, откуда я пришел и насчет немногих Креозотов, которых мы видали в Эскдейле.
– До совсем недавнего времени они только и делали, что наблюдали за нашим лагерем.
– Ты говоришь – до недавнего. Что было потом, Ник? Я рассказал, как меня похитили и отвезли сюда на барже. Где бы ни было это “здесь”. Шейла кивнула:
– Та же картина, солнышко. Они пришли, какое-то время на нас смотрели. Потом нескольких из наших взяли во время фуражировки. Кое-кого похитили собственные родители. Их отволокли миль так за сто и отпустили. Большинство вернулись обратно целыми.
Я покачал головой:
– За каким чертом им такое надо?
– Сначала мы думали, что это какая-то сумасшедшая игра кота с мышью. Теперь мы знаем, что они изучали наше поведение… как мы поступаем в определенных ситуациях… Слушай, Мозаика, шевелись веселее! Нечего целую вечность тут торчать. Я есть хочу. – Она повернулась ко мне, и улыбка ее погасла. – А пять недель назад – я это помню, потому что мне в этот день исполнилось девятнадцать, – гапы вернулись. Я имею в виду – вернулись толпой. Однажды мы проснулись и увидели, что их тысячи окружают лагерь, прижимаясь к самой ограде.
– И я так понимаю, что они не поздравить тебя пришли.
– Правильно понимаешь. Они полезли на нас. Ник. Ну, у нас оружия были полные контейнеры. Мы их разносили… а они все шли. Страха они просто не знают. Они переступали через убитых, мы убивали и этих, потом следующих и следующих.
– Так что же вас выручило?
– Не оружие. В конце концов помогли мозги. Точнее, пацан, которого мы прозвали Док. Мы выкопали вокруг лагеря ров, он велел нам залить туда почти весь наш запас керосина и бросить зажженную тряпку. И это был конец штурма и начало самого большого в мире барбекю.
Она засмеялась, но без улыбки. На ее лице дрожал мускул.
– Это было страшно. Я с тех пор хожу в полном ужасе. Спать не могу… Только закрою глаза, как вижу горящих людей. – Она сделала судорожный глубокий вдох, посмотрела на меня нежно и вдруг улыбнулась. Потом схватила мою руку, прижала к животу и так оставила. – Вот потрогай. Я за пять недель потеряла двадцать фунтов.
Вместо того чтобы убрать свою руку, она придержала мою у своего теплого живота, вглядываясь мне в лицо – зачем, не знаю.
Я облизал губы – мне вдруг стало жарко.
– Так что это за затея с грузовиками? Вы же их так всех ни за что не перебьете.
– Нет. И у нас солярка кончается. Мы сейчас делаем только прореживание. Это была идея Дока. Он после первого штурма заметил, что когда мы их много перебили, они нас не трогали, пока не подошли еще гапы. Он думает, что им нужна критическая масса, чтобы инстинкт бросил их в нападение. Знаешь, как птички летают, летают, пока не соберется большая стая, и тут будто выключатель срабатывает – щелк! – и они летят на юг. Так что мы стараемся держать численность гапов как можно ниже. И это, кажется, помогает. После этой большой атаки массированных нападений не было.
– Но ведь так не может долго продолжаться?
– Не может. И последнее время на нас нападали даже отдельные гапы. Обычно это оказывается кто-то из родителей наших ребят. Но это, может, как-то связано с их строительными работами.
– Строительными работами? Какими? Что они строят?
Загудел клаксон.
– Я тебе потом расскажу. Кажется, есть много новостей, которые тебе предстоит услышать о том, что случилось после того, как вы заперлись на краю света.
Мы поехали вдоль грязного следа. Мозаика запрыгнул обратно в кабину и обтирал что-то ветошью. Это были золотые кольца. Он нацепил парочку себе на палец и сидел, любуясь их блеском в холодном солнце.
Я сидел, пытаясь разобраться в том, что случилось в это утро. Я было хотел догнать баржу, при первой возможности освободить Штанину и остальных ребят. Но они сейчас уже за много миль отсюда, к тому же теперь, после того, что я слышал, их положение не казалось мне таким опасным. Шейла была уверена, что пленников освободят в рамках проводимого Креозотами эксперимента.
Еще одно событие этого утра, которое меня потрясло, – это контакт с другой общиной разумных людей. В Эскдейле мы привыкли считать, что на всей планете Земля остались только мы. Теперь складывалось впечатление, что общины детей рассыпаны по всему земному шару.
Самое тревожное – это то, что я услышал об изменении поведения Креозотов. Они снова стали смертельно враждебны. И возвращались на север, откуда недавно мигрировали. Единственная моя надежды была, что Сара в безопасности. Что Креозоты не найдут место такое далекое, как Эскдейл.
– Дом, милый дом, – пела Шейла.
Их лагерь оказался почти что набором сельскохозяйственных строений и жилых домов для работников. Вся территория была обнесена изгородью из колючей проволоки, что придавало ей сходство с военным или концентрационным лагерем. Снаружи вдоль ограды шел ров. На его стенках до сих пор виднелись прилипшие куски горелого.
Лидером оказался девятнадцатилетний парень по прозвищу Босс. Перед крушением цивилизации он был стажером в охранной фирме, и сейчас правил твердо, но в общем справедливо.
Но под глазами у него лежали круглые тени, а дыхание валило с ног. За пять недель невидимой осады ему сильно досталось. И для снятия напряжения он крепко пил.
Прежде всего меня провели на кухню и накормили до отвала жарким из кролика и лепешками, которые здесь назывались хлебом.
Пока я расправлялся с мясом, до меня дошло, что разные общины вырабатывают свои собственные культуры. В Эскдейле были в моде татуировки на лице. Здесь – украшения. У всех были золотые браслеты и кольца, и в таких количествах, что когда человек махал рукой, вспышки слепили глаза.
Второе, что я заметил, – они не так зависимы от реквизированной в магазинах еды. Овощи в жарком были свежие, у них были полные загоны кроликов, повсюду бродили куры, и все люди имели стройный и подтянутый вид от усердной работы. Если бы не четыре с лишним тысячи Креозотов, жаждущих их крови, можно было бы сказать, что этот коллектив точно выживет.