Шейла держалась ко мне вплотную, слушая все, что я говорил. И не сводила с меня больших темных глаз.
Док, мозг общины, сильно напомнил мне Дел-Кофи. Те же очки в металлической оправе и шапка светлых волос. Но он не так задавался, как Дел-Кофи, и мне он понравился. Да, я сильно изменился. Десять месяцев назад я бы ему в глаза плюнул.
– Расскажи про Эскдейл, – жадно попросил он. – Вы там много наблюдали за гапами? Поначалу все думали, что они просто полностью спятили. Но в их безумии теперь видна система. Они проходят разные стадии – будто развиваются.
Он трещал дальше, выкачивая из меня все, что я знал. Я ему рассказал из вторых рук то, что слыхал от Дел-Кофи.
Теория Дока состояла в том, что нарастание электромагнитного излучения от телевидения, радио и радаров в конце концов разрегулировало мозги человечества. Как если оставить компьютерную дискету рядом с монитором, она в конце концов испортится.
– Очевидно, Ник, что биология взрослых отличается от биологии детей и подростков – там уровни гормонов и прочие показатели. И потому все старше девятнадцати – тю-тю.
– Но нам-то сейчас ничего не грозит, – сказал я. – В том смысле, что Шейле недавно стукнуло девятнадцать.
Он кивнул:
– Конечно, ничего не грозит. Все передатчики в мире померли, как бабуля Салли.
– Не все, – возразил Мозаика, с энтузиазмом подбирая подливку хлебом.
– Верно, не все, – ухмыльнулся Док. – Ты доел, Ник? У меня есть что тебе показать. Тебе понравится.
– Ладно… спасибо за еду и за то, что спасли мою шкуру. Но мне надо вернуться домой. Надо предупредить общину, что взрослые опять становятся опасны. И надо быть готовыми к нападению.
Когда я встал, Шейла схватила меня за руку:
– Ник, нельзя просто так взять и пойти. Это самоубийство. Они окружили весь лагерь. Тебе мимо них не проскочить.
– Не могу же я тут торчать, зная, что ребята у меня дома сидят, как мишени в тире! Я даже не знаю, сколько времени мне добираться домой. Наверняка не меньше недели.
– Спокойней, Ник, – сказал Док. – Что-нибудь придумаем, чтобы доставить тебя домой. В таком деле спешить не надо. Я бы тебе рекомендовал остаться здесь хотя бы на эту ночь. Пошли, покажу тебе наш метрополис. У нас тут сорок пять человек. Самому младшему – три месяца. Сейчас это страшновато – рожать ребенка. К счастью, процесс этот естественный, как посещение уборной. У нас было еще два случая – и без единого осложнения.
Шейла шла с нами, переплетя со мной руки. Сейчас непременным ритуалом встречи людей стал рассказ о том, что с тобой произошло в ДЕНЬ ПЕРВЫЙ. Я рассказал свою историю. Про Шейлу я уже слышал. Док жил с родителями в плавучем доме. Они гонялись за ним по палубе, пока он не спрыгнул в шлюпку и не уплыл, как Моисей в своей корзинке.
– Ты сказал, что хочешь мне показать что-то интересное, – напомнил я.
– Конечно… сначала вот по этой лестнице. На сторожевую башню. Пошли, Ник, это не опасно.
Я влез на верхушку бревенчатой башни, которая возвышалась над плоским ландшафтом. Док и Шейла лезли за мной. На башне стоял зловещего вида пулемет в гнезде. И рядом с ним – подзорная труба.
– Посмотри в трубу. Ник. Я ее навел туда, где тебе будет интересно.
Я прижался к окуляру. На дальнем поле поднималась пирамида. Она была темная и только Бог один знает, из чего построена.
– По моим прикидкам, она футов двести в высоту. – Док протер стекла кусочком ткани. – Они начали ее строить два месяца назад.
– А что это такое?
– Сюда взрослые приходят умирать.
– Кладбище?
– Что-то вроде. Помесь хосписа с кладбищем. Мы видели, как туда приходят старые, больные или раненые. После попытки вломиться к нам они ползли туда сотнями. Большинство добирается туда еще живыми. Заползают наверх и ждут смерти.
– Господи… Они себя ведут так, как будто у них нет собственной воли. Как роботы или муравьи.
– В том-то и дело. Ник. Коллективное поведение. Индивидуум не имеет значения. Важен только вид в целом. Им все равно, если погибнет десять тысяч, лишь бы нас раздавить.
– Но зачем эта пирамида? Шейла пожала плечами:
– По крайней мере, она красиво выглядит.
– Слава Богу, что сейчас зима, – улыбнулся Док. – Когда было жарко, даже сюда доносилась вонь. А это добрых семь миль. А подальше они строят что-то, похожее на храм, из черепов своих детей. К счастью, отсюда их не видно. Пошли, Ник, у меня есть для тебя еще сюрпризы.
В конюшне была комната, набитая электроникой.
– Как очень верно заметил Мозаика, остались еще работающие передатчики. Вот один. И есть ручной генератор для зарядки вон тех автомобильных аккумуляторов в ящике.
Я присвистнул:
– Впечатляет. Но есть с кем разговаривать?
Док вытащил тетрадь и пролистал страницы.
– Мы установили контакт еще с четырнадцатью общинами. Они рассыпаны по всему миру: Нью-Йорк, Сан-Франциско, Торонто, Исландия, Дания, Израиль, Ирландия – вот здесь полный список. Еще ловили морзянку, которую, к сожалению, не смогли понять, и еще дальние передачи, отраженные от ионосферы, – думаю, с Дальнего Востока. Но мы, видишь сам, не полиглоты и потому не поняли, что они говорят.
Я знал, что должен задать этот вопрос, хотя и боялся.
– И значит, это всюду так, как здесь?
– Всюду, Ник. Всюду. В одно и то же время в субботнюю ночь апреля. Все взрослое население этой планеты сошло с ума. И стало убивать своих детей. Почти все молодые погибли. Мы – уцелевшие счастливчики.
Шейла стиснула мою руку:
– А я иногда сомневаюсь, такое ли это счастье. Трудная работа на выживание, даже без проклятых гапов, которые готовы нас убить при первой возможности.
– Она права, – кивнул Док. – Некоторые общины вымерли от естественных причин.
Он показал на страницу, исписанную от руки. Она была перечеркнута двумя косыми красными чертами, а внизу написано:
ЗАКРЫТО.
– Во Франции была община, где было больше двух сотен. Пару месяцев назад они нам сообщили, что у них появилась болезнь – лихорадка и бубоны под мышками. – Он угрюмо покачал головой. – Три недели назад они сообщили, что больны все. Сто человек умерли. Парень, который со мной говорил, сам был еле жив. Две недели назад была последняя передача. Он только повторил несколько раз: “Удачи вам, Лейберн. Удачи вам, Лейберн. Молитесь за нас, Лейберн, молитесь за нас”. – Док пожал плечами, и глаза его за очками подозрительно заблестели. – За последние недели из эфира ушли еще две общины: одна в Греции, одна в Португалии. Обе сообщили, что находятся под сильной атакой взрослых. Единственное мое предположение – что их захватили.
– Значит, нас истребляют группу за группой по всему миру.
– Что-то типа того. Самые счастливые хмыри, на которых мы напоролись, живут на Святой Елене. Слышал про нее?
Я покачал головой.
– Там был заключен Наполеон Бонапарт. Англичане выбрали Святую Елену потому, что это одинокий островок посреди Атлантики. Тамошняя община детей зря времени не теряла. Они вооружились, потом выловили и перебили всех взрослых на острове до единого. – Док мечтательно улыбнулся. – У них там отлично: город, электростанция. Колоссальные запасы горючего. Плодородные поля и квадратные мили океана для рыбной ловли. – Он пристально вгляделся в меня. – Нам нужно научиться на их опыте, Ник. Надо найти способ истребить взрослых – перестрелять, сжечь, отравить газом, закопать – что угодно, лишь бы избавиться от гадов.
– И как ты надеешься это сделать? Док улыбнулся усталой улыбкой:
– Совершенно нелогичным и сумасшедшим образом, Ник, это и есть то, что я надеялся услышать от тебя.
Глава сороковая
За завтраком я задал Доку вопрос, который мне всю ночь не давал покоя: