Сейчас я как раз ощущала этот мерзкий вкус.
Он пропитал мои щеки и язык, он превратился в налет на зубах, и я наконец-то поняла почему я так никогда и не смогла дать название этому вкусу. Это были не еда или питье. Это был вкус эмоции, в точнее сожаления. Глубокая, сильная печаль которая пузырилась в источнике души из-за совершенных ошибок, из-за поступков которые мы давным-давно должны или не должны были совершать, а теперь уже поздно и ничего нельзя вернуть назад.
Я была жива.
Но сожалела я не об этом.
Рядом склонился Бэрронс.
И не об этом я печалилась.
Это было из-за выражения его лица. На нем яснее чем прогноз врача, было написано: я не выживу. Я жива, но это не на долго. Мой спаситель был рядом, мой прекрасный рыцарь прибыл, чтобы помочь, но я все испортила.
Слишком поздно для меня.
Я бы выжила, если бы только не потеряла надежду. Я плакала. Я думала. Лица своего я почти не ощущала.
Как он тогда мне сказал, в ту ночь, когда мы ограбили Роки О’Банниона? Я слушала его. Я даже подумала, какие это мудрые слова. Я просто не поняла их тогда. «Ши-видящая без надежды, без непоколебимого желания выжить, мертвая ши-видящая. Ши-видящая которая считает, что ее оружие бесполезно, а сопротивление бессмысленно, может с тем же успехом приставить дуло к виску, спустить курок, и вышибить себе мозги. В жизни есть только две движущих силы: надежда и страх. Надежда придает силы, страх убивает».
Теперь я все поняла.
— Ты… н-настоящий? — Мой рот был ужасно разорван зубами. Язык распух от крови и сожаления. Я знала, что пытаюсь сказать. Не уверена, что смогла произнести это внятно.
Он мрачно кивнул.
— Это был… Мэллис… не умер, — сказала я.
Ноздри раздувались, глаза превратились в щелки, он прошипел:
— Я знаю, тут везде его запах. Это место провоняло им. Молчи. Черт возьми, что он с тобой сделал? Что ты сделала? Ты специально его разозлила?
Бэрронс слишком хорошо меня знал.
— Он с-сказал, что ты… не… придешь.
Мне было так холодно, так холодно. Странно, но я почти не чувствовала боли. Наверное, у меня сломан позвоночник.
Он осмотрелся вокруг, будто искал что-то, и будь на его месте другой мужчина, я назвала бы его эмоциональное состояние — неистовством.
— И ты поверила ему? Нет, молчи. Я сказал, молчи. Просто лежи тихо. …Твою мать. Мак. …Твою мать.
Он назвал меня Мак. Улыбаться я не могла, слишком разбито было лицо, но мысленно я улыбнулась.
— Б-Бэрронс?
— Я сказал, молчи, — прорычал он.
Я собрала все уходящие силы чтобы сказать:
— Н-не дай мне… умереть… здесь.
«Умереть… здесь» раздалось слабым эхом в пещере.
— Пожалуйста. Забери меня… к… солнцу. — сказала я и подумала:
«Похорони меня в бикини. Рядом с сестрой».
— …Твою мать, — снова взорвался он. — Мне нужны они!
Он встал и снова с тем же неистовством начал осматривать пещеру. Интересно, что он может тут найти. Накладывать шины бесполезно. Я хотела ему это сказать, но не смогла выдавить ни звука. Еще я пыталась сказать ему, как мне жаль. Это тоже не получилось.
Наверное я моргнула. Его лицо было так близко. Его руки зарылись в мои волосы. Я чувствовала его теплое дыхание на своей щеке.
— Мак, тут нет ничего, чтобы помочь тебе, — в его голосе была пустота. — Если бы мы были в другом месте, если бы у меня было кое-что, существуют… заклинания. Я мог бы. Но ты не проживешь столько, я не успею вытащить тебя отсюда.
Тишина, или он продолжал говорить, а я просто не слышала его. Время для меня утратило свою важность. Я плыла.
Снова надо мной возникло его лицо. Темный ангел. Баски и пикты, сказал он. Преступники и варвары, передразнила я. Какое красивое лицо, не смотря на его дикость.
— Ты не можешь умереть, Мак. — его голос был жесток и неумолим. — Я тебе не позволю.
— Так… останови… меня, — сумела произнести я, хотя не уверена, что прозвучало с иронией. Хорошо еще, что чувство юмора не покинуло меня. И хорошо, что Мэллису не удалось превратить меня перед смертью в чудовище. Вот оно — хорошее. Надеюсь, папа хорошо позаботиться о маме. Надеюсь, кто-нибудь позаботиться о Дани. Хотела бы я узнать ее получше. Под ее броней я почувствовала родственную душу.
Я не отомстила за Алину. Кто теперь это сделает?
— Я не хотел этого, — говорил Бэрронс. — Я этого не выбирал. Ты должна это знать. Важно, чтобы ты знала.
Понятия не имею, о чем он. В моем мозгу возникло нечто и сверлило меня, какое-то ядро, мысль. Мне нужно подумать. Выбрать.
Я почувствовала прикосновение к векам. Он закрыл мне глаза. «Но я еще не умерла», — хотелось мне сказать.