— Личинок нет? — спросила Александра.
— Я их удалил, — сказал Хельге, поднимая сосуд, которую они использовали в таких случаях.
— Сохранил их?
— Да, — сказал он, указывая на стеклянную коробку с дюжиной белых личинок. Их не выбросили, потому что их размеры могли указывать на то, как долго они питались трупом, другими словами, сколько времени прошло с тех пор, как они вылупились, и, следовательно, это важно для определения времени смерти. С точностью не до часа, но до дня и недели.
— Это не займёт много времени, — сказала Александра. — Отдел убийств просто хочет знать вероятную причину смерти и заключение по внешнему осмотру. Возьмём на анализ кровь, мочу, биологические жидкости. Патологоанатом проведёт полное вскрытие в понедельник. Есть какие-нибудь планы на сегодняшний вечер? Тут…
Хельге сфотографировал то место, куда она указывала.
— Подумал посмотреть фильм, — сказал он.
— Как насчёт того, чтобы пойти со мной потанцевать в гей-клуб? — Она сделала пометки в бланке и снова указала пальцем. — Здесь.
— Я не умею танцевать.
— Чушь собачья. Все геи умеют танцевать. Видишь этот порез на горле? Начинается с левой стороны, дальше становится глубже, затем мельче к правой. Это указывает на то, что убийца-правша стоял сзади и запрокидывал ей голову. Один из патологоанатомов рассказывал мне о похожей ране, которую они сочли убийством, и оказалось, что мужчина сам перерезал себе горло. Другими словами, был полон решимости. Что скажешь, хочешь пойти потанцевать с какими-нибудь геями сегодня вечером?
— А что, если я не гей?
— В таком случае… — сказала Александра, делая пометки, — … я бы не хотела куда-нибудь с тобой пойти, Хельге.
Он громко рассмеялся и сделал снимок.
— Потому что…?
— Потому что тогда ты будешь отпугивать других мужчин. Хороший второй пилот должен быть геем.
— Я могу притвориться геем.
— Не сработает. Мужчины чувствуют запах тестостерона и отступают. Как ты думаешь, что это такое?
Она держала увеличительное стекло прямо под одним из сосков Сюсанны Андерсен.
Хельге наклонился ближе.
— Возможно, засохшая слюна. Или сопли. Не сперма, в любом случае.
— Сделай снимок, затем я возьму образец соскоба и проверю его в лаборатории в понедельник. Если нам повезёт, это будет материал ДНК.
Хельге сделал снимок, пока Александра осматривала рот, уши, ноздри и глаза.
— Как ты думаешь, что здесь произошло? Она подняла фонарик и посветила в пустую глазницу.
— Работа животных?
— Нет, я так не думаю. — Александра посветила фонариком по краям глазницы. — Внутри от глазного яблока ничего не осталось, и вокруг глаза нет ран от когтей птиц или грызунов. А если бы это было животное, почему бы не вытащить и другой глаз тоже? Сфотографируй вот здесь… — она осветила глазницу. — Видишь, как выглядят нервные волокна, как будто их перерезали в одном месте, словно ножом?
— Господи, — сказал Хельге. — Кто делает что-то подобное?
— Злые люди, — сказала Александра, качая головой. — Очень злые и очень ущербные люди. И они там на свободе. Может быть, мне тоже стоит остаться дома и посмотреть фильм сегодня вечером?
— Да, точно.
— Ок. Давай посмотрим, не изнасиловал ли он её.
Они устроили перекур на крыше, убедившись, что у жертвы нет явных признаков повреждения наружных или внутренних половых органов, а также каких-либо следов спермы на внешней стороне влагалища. Если сперма и была внутри вагины, она давно впиталась во внутренние органы. Патологоанатом проверит это в понедельник, но она была почти уверена, что он не придёт к другому, отличному от их заключению.
Александра не была заядлой курильщицей, но была смутно убеждена в том, что дым сигарет выкуривают любых потенциальных, могущих поселиться внутри неё демонов мертвецов. Она вдохнула и посмотрела на Осло. На фьорд, сверкающий, как серебро, под бледным, безоблачным небом. На невысокие холмы, где краски осени горели красным и жёлтым.
— Чёрт возьми, как здесь прекрасно, — сказала она со вздохом.
— Ты говоришь так, словно хотела бы, чтобы это было не так, — сказал Хельге, забирая у неё сигарету.
— Я ненавижу привязываться к вещам.
— Вещам?
— Местам. Людям.
— Мужчинам?
— Особенно к мужчинам. Они отнимают твою свободу. Или, скорее, они не отнимают, а ты, чёрт побери, отдаёшь её как слабачка, как будто тебя на это запрограммировали. А свобода стоит больше, чем люди.