«Контора» Тома представляла собой отремонтированный подвал с четырьмя десятками небольших канцелярских столов, стоящих впритирку друг к другу вдоль стен; и Ллойд вошел в нее, не обращая внимания на продавцов, объяснявших по телефону преимущества алюминиевой обшивки и изучения Библии на дому.
Стол самого Тома помещался в стороне от других, в передней части подвала. На столе стоял большой металлический кофейник, напиток в котором был крепко заправлен бензедрином.[16]
Ллойд с размаху опустил на этот кофейник свою утяжеленную свинцом дубинку. Тот пошел трещинами, гейзерами брызнули во все стороны струи горячей коричневой жидкости. В эту самую минуту Том вышел из туалета, увидел бешенство в глазах брата, дубинку, кофейник и попятился к стене. Ллойд пошел на него, описывая идеально ровные круги дубинкой и метя прямо ему в голову. Его остановил ужас в светло-серых глазах, так похожих на его собственные. Он опустил дубинку и прошел к первому ряду столов. Один из продавцов в страхе шарахнулся от него и бросился спасаться в задней части помещения.
Ллойд начал выдергивать телефонные штекеры из гнезд и швырять аппараты через весь подвал. Один ряд, второй, третий… Когда все продавцы покинули помещение, а пол усеяли разбитые телефонные аппараты, осколки стекла и бланки заказов, Ллойд подошел к своему дрожащему старшему брату и сказал:
– Ты снимешь дом с продажи сегодня же и никогда не бросишь маму и папу одних.
Том молча кивнул и грохнулся в обморок прямо в лужу напичканного наркотиком кофе.
Ллойд пристально вгляделся в темные холмы. Это было больше десяти лет назад. Его отец и мать по-прежнему живут в доме, замкнувшись каждый в своем одиночестве. И Том ухаживает за ними. Единственное решение, которым Ллойд не был доволен, но ничего не мог с этим поделать. Он вспомнил свой последний разговор с Томом, когда, навещая родителей, нашел его на заднем дворе: тот закапывал в землю ружья под покровом ночи.
– Поговори со мной, – сказал Ллойд.
– О чем, Ллойди?
– Скажи что-нибудь толком. Выругай. Задай мне вопрос. Я тебе ничего не сделаю.
Том попятился.
– Ты меня убьешь, когда папы и мамы не будет?
Ллойд стоял как громом пораженный.
– С какой это радости мне тебя убивать?
Том отступил еще на пару шагов.
– Из-за того, что случилось на Рождество, когда тебе было восемь.
Ллойд почувствовал, как в него вцепляются чудовища из прошлого, мертвые уже тридцать с лишним лет. Он был сильным человеком, но сейчас его взгляд невольно метнулся к сараю, где отец держал радиоприемники и телевизоры. Ему пришлось напрячь всю свою волю, чтобы вернуться в настоящее: так велика была сила ужасного воспоминания.
– Ты ненормальный, Том. Всегда был ненормальным. Я тебя терпеть не могу, но никогда ни за что не стал бы убивать.
Ллойд следил, как на востоке занимается заря, как проступают на горизонте блестевшие золотом контуры высотных домов Лос-Анджелеса. Ему вдруг стало страшно одиноко и захотелось женщину. Он сидел на ступенях, прикидывая свои шансы. Есть Сибил, но она, наверно, вернулась к мужу. Она говорила, что подумывает об этом, когда они виделись в последний раз. Есть Колин, но она наверняка уехала на распродажу в Санта-Барбару: она всегда уезжает в середине недели. Леа? Мег? С ними все кончено. Попытаться оживить это только потому, что вот сейчас, ранним утром, безумно захотелось? Потом будет только хуже. Будет больно. Оставался лишь один вариант, да и тот под вопросом: Сара Смит.
Ллойд постучал в ее дверь сорок пять минут спустя. Она открыла – заспанная, в одном махровом халате – и начала хохотать.
– Неужели я так смешон? – удивился Ллойд.
Сара покачала головой.
– В чем дело? Тебя жена выставила?
– Вроде того. Узнала, что я на самом деле переодетый вампир. Брожу на рассвете по пустынным улицам Лос-Анджелеса в поисках красивых молодых женщин и пью их кровь.
– Я некрасивая, – усмехнулась Сара.
– Конечно, красивая! Тебе сегодня идти на работу?
– Да, но я могу сказаться больной. Ни разу в жизни не была с вампиром.
Ллойд взял ее за руку, когда она пригласила его войти.
– Тогда позволь представиться, – сказал он.
Часть 3
Сближение
Глава 5
Ллойд сидел у себя в кабинете в Паркеровском центре, штаб-квартире департамента полиции Лос-Анджелеса, названном в честь Уильяма Паркера, бывшего начальником полиции города с 1950 по 1966 год, сплетая пальцы то островерхим «домиком», то треугольником, обращенным вершиной вниз, к бумагам на столе. Было третье января 1983 года. Из окна своего кабинета на шестом этаже он видел темные грозовые облака, плывущие на север, и надеялся, что разразится гроза с ливнем, который все смоет. Он всегда чувствовал себя хорошо в плохую погоду.
Его радовало относительно изолированное положение кабинета, зажатого между складом пишущих машинок и комнатой для ксерокопирования. Но Ллойд выбрал его главным образом ради близости к диспетчерской – третья дверь по коридору. Рано или поздно обо всех убийствах, совершаемых в юрисдикции департамента полиции Лос-Анджелеса, докладывали в диспетчерскую либо следователи, просившие помощи, либо пострадавшие, умолявшие о спасении. Ллойд подсоединил особую линию к своему телефону, и как только в диспетчерскую поступал звонок, на его телефонном аппарате загоралась красная лампочка. Он мог снять трубку и послушать. Поэтому зачастую первым из детективов Лос-Анджелеса узнавал о новом убийстве. Это было надежное средство против несправедливого распределения нагрузки, походов в суд для дачи показаний и тоскливой бумажной работы по составлению отчетов. А посему, когда на аппарате загорался красный огонек, сердце слегка подпрыгивало в груди у Ллойда, он брал трубку и слушал.
– Департамент полиции Лос-Анджелеса, отдел убийств и ограблений, – сказала телефонистка, дежурившая на коммутаторе.
– Это сюда до-докладывают об уби-бийствах? – заикаясь спросил мужчина.
– Да, сэр, – ответила телефонистка. – Вы находитесь в Лос-Анджелесе?
– Я в Голливуде. Черт, вы не поверите, что я сейчас видел…
Ллойд оживился. Голос мужчины звучал так, словно тот увидел привидение.
– Вы хотите сообщить об убийстве, сэр? – строго, даже немного ворчливо, осведомилась телефонистка.
– Черт, я даже не знаю, что это было – то ли на самом деле, толи гребаная галлюцинация. Я уже третий день сижу на порошке и на «красненьких».[17]
– Где вы находитесь, сэр?
– Я? Нигде. Но вы пошлите копов в «Алоха ридженси» на Лиланд и Лас-Пальмас. Квартира четыреста шесть. Что там творится… прямо как в каком-нибудь гребаном кино Сэма Пекинпа.[18] Черт, я прямо не знаю, но то ли мне пора слезать с порошка, то ли у вас на руках целая куча дерьма. – Звонивший закашлялся, потом хрипло добавил: – Гребаный Голливуд совсем достал, мать его. Черт знает что творится.
И с грохотом обрушил трубку на рычаг.
Ллойд чуть ли не физически ощущал растерянность телефонистки, не понимавшей, шутил звонивший или нет. Она пробормотала: «Чертов псих» – и отключила линию на своем конце. Ллойд вскочил на ноги и набросил на плечи спортивную куртку. Он-то все понял правильно. Выбежал к машине, прыгнул в нее и на бешеной скорости погнал в Голливуд.
«Алоха ридженси» представлял собой четырехэтажное здание в испанском стиле, поросшее пышным декоративным мхом и выкрашенное ярко-синей краской оттенка «электрик». Ллойд прошел через грязный вестибюль к лифту – некогда престижный голливудский дом, пришедший в упадок, обитатели которого представляют собой гремучую смесь нелегальных эмигрантов, алкашей и семей, живущих на пособие. В вестибюле, покрытом вытоптанным ковром, висела почти осязаемая печаль.
18
Сэм Пекинпа (1925–1984) – американский кинорежиссер, автор жестоких, натуралистических по стилистике фильмов