Его глаза искрятся весельем.
— Как путеводитель для недавно умерших?
— Значит, ты видел «Битлджус», а «Аэроплан» нет? — Смеюсь, отводя взгляд. Качаю головой, когда все прежние чувства захлестывают меня. — Я не хочу, чтобы ты беспокоился обо мне, — говорю я торжественно. — Но, может быть, так нужно. Просто… я не знаю, что со мной происходит.
— Ты все еще в процессе Становления, — объясняет он с нежностью, которая почти выводит меня из себя. — Вот, что с тобой происходит. Ты сталкиваешься, как некоторые могли бы сказать, с проблемами роста. — Солон делает еще один шаг, пока не оказывается прямо передо мной, двигаясь со сверхъестественной плавностью, и кладет руку мне на щеку. Мои глаза закрываются. — Ты скорбишь, моя дорогая. Из-за потери прежней жизни. Из-за потери друзей. Это совершенно нормально.
Мне удается покачать головой, не открывая глаз, сердце переполняется чувствами.
— Все это ненормально, Солон. Ничего из этого.
— Горе — это нормально, — тихо говорит он. — Для людей, вампиров, животных. Горе постоянно присутствует в нашей жизни. Этого не избежать. И чем дольше ты живешь, тем больше горя увидишь. Поверь мне, лунный свет, это только начало.
Я с трудом сглатываю и открываю глаза, слезы повисают на ресницах.
— Вау, мне стало лучше.
Солон не понимает сарказма, хотя сам владеет им в совершенстве.
— Я говорю тебе правду только потому, что ее и знаю.
— Говорит парень с секретной комнатой, полной черепов.
— Это уже не секрет. Я для тебя открытая книга, Ленор.
Я тихо смеюсь, и его рука исчезает с моего лица.
— Да? Тогда скажи, что происходит между нами. К чему такая дистанция? Мы вернулись из Шелтер-Коув всего пару недель назад, и… кажется, что все уже меняется.
— Все меняется, — непреклонно говорит он. — Ты меняешься. Мы меняемся. То, кем мы являемся друг для друга, меняется с каждой секундой дня. А наша связь становится только крепче.
— Тогда почему мне кажется, что ты держишься в стороне?
— Ты в моей постели каждую ночь, нет?
— Секс — это не решение всех проблем.
Он приподнимает бровь.
— Говорит девушка, трахающая меня каждый день.
Эта вульгарность застает меня врасплох. Мне нравится, когда его маска немного спадает и проступает намек на зверя.
— Послушай, — говорю ему, чувствуя, как все больше эмоций выплескивается на поверхность. Теперь я просто ходячая бомба замедленного действия. — Я просто… я не хочу быть слишком настойчивой. Но мне нужно немного уверенности, особенно когда половину времени кажется, что мой мир перевернут с ног на голову.
— Уверенности в чем?
Мгновение я тупо смотрю на него. Боже мой, иногда он такой глупый. Полагаю, прожив столетия, не становишься мудрее, когда дело касается женщин.
Я набираюсь храбрости, ненавидя себя за то, что он заставляет меня говорить это.
— Не знаю. В нас. Я влюблена в тебя, и, хотя ты сказал мне то же самое, я больше не уверена. Боюсь, что ты передумал.
Солон медленно моргает, глядя на меня.
Я вздыхаю, опуская взгляд на свои ботинки, чувствуя, как краснеют щеки.
— Передумал? — повторяет он.
— Неважно, — быстро говорю я. — Просто забудь об этом.
— Я правда люблю тебя, — говорит он в горячем порыве, его голос срывается, глаза становятся дикими. От этих драгоценных слов у меня внутри взрывается фейерверк. — Но для меня это тоже в новинку. Любить кого-то, любить тебя. Я не создан для этого, поверь. Мое сердце не создано. Не думаю, что у вампиров есть сердце, особенно у таких, как я.
Он протягивает руку, его пальцы прижимаются к моему подбородку, приподнимая его так, чтобы я встретилась с ним взглядом.
— Ты моя на веки вечные, Ленор, и это никогда не изменится. Пожалуйста, прости, если не показываю этого, если говорю это не так часто, как следовало бы. Просто знай, что я чувствую это. Я чувствую. Это черное сердце принадлежит только тебе, моя дорогая.
Он берет мою руку и прижимает ее к своей груди.
— Оно делает все, что в его силах.
Черт возьми. Судя по весомости его слов, по тому, как он пристально смотрит на меня, словно копается в душе, я чувствую себя идиоткой, сомневаясь в нем.
— Прости, — шепчу. — Я…
— Ш-ш-ш, — перебивает он, касаясь своими губами моих. — Что я говорил насчет извинений?
Затем Солон целует меня, его губы и язык говорят больше, чем когда-либо могли бы сказать слова. Мое тело тут же расслабляется, вся паника, напряжение и страх, которые я носила внутри себя, рассеиваются. Вожделение создает идеальную растопку, разжигая пламя, пока по моим венам не начинает течь жар. Мир исчезает, я теряюсь в медленном, чувственном скольжении его языка, в том, как сильно он сжимает мои волосы.