— Я правда люблю тебя, — говорит он в горячем порыве, его голос срывается, глаза становятся дикими. От этих драгоценных слов у меня внутри взрывается фейерверк. — Но для меня это тоже в новинку. Любить кого-то, любить тебя. Я не создан для этого, поверь. Мое сердце не создано. Не думаю, что у вампиров есть сердце, особенно у таких, как я.
Он протягивает руку, его пальцы прижимаются к моему подбородку, приподнимая его так, чтобы я встретилась с ним взглядом.
— Ты моя на веки вечные, Ленор, и это никогда не изменится. Пожалуйста, прости, если не показываю этого, если говорю это не так часто, как следовало бы. Просто знай, что я чувствую это. Я чувствую. Это черное сердце принадлежит только тебе, моя дорогая.
Он берет мою руку и прижимает ее к своей груди.
— Оно делает все, что в его силах.
Черт возьми. Судя по весомости его слов, по тому, как он пристально смотрит на меня, словно копается в душе, я чувствую себя идиоткой, сомневаясь в нем.
— Прости, — шепчу. — Я…
— Ш-ш-ш, — перебивает он, касаясь своими губами моих. — Что я говорил насчет извинений?
Затем Солон целует меня, его губы и язык говорят больше, чем когда-либо могли бы сказать слова. Мое тело тут же расслабляется, вся паника, напряжение и страх, которые я носила внутри себя, рассеиваются. Вожделение создает идеальную растопку, разжигая пламя, пока по моим венам не начинает течь жар. Мир исчезает, я теряюсь в медленном, чувственном скольжении его языка, в том, как сильно он сжимает мои волосы.
Во мне течет его кровь, в нем течет моя. Я никогда не чувствую себя цельной, пока наши тела каким-то образом не соединяются. Я сказала, что секс — это не решение всех проблем, и по-прежнему придерживаюсь этого мнения, но нельзя отрицать тот магнетический способ, которым мы сливаемся воедино. Иногда кажется, что этого слишком много.
Не знаю, как долго мы стоим там, на пристани, целуя друг друга. Я чувствую себя подростком, словно могу просто целовать этого мужчину часами напролет, поддаваясь мягкому, томному дразнящему прикосновению его губ.
Затем я чувствую мокрые брызги на своих волосах и отстраняюсь, чтобы посмотреть вверх, на лоб падает крупная дождевая капля. В начале недели у нас было два жарких дня, но видимо, что это было просто ложное начало лета, как обычно.
— Пойдем, — говорит Солон, хватая меня за руку и вглядываясь в темные облака. — Пора возвращаться. Я оставил своих гостей.
Я пристально смотрю на него.
— Ты бросил их, чтобы прийти за мной?
— Конечно. Ты для меня важнее всего. Не они. — Пока эти слова доходят до меня, Солон поворачивается и машет рукой в воздухе, создавая пламя. Я быстро оглядываюсь по сторонам, чтобы посмотреть, не наблюдает ли кто-нибудь — это невозможно знать наверняка. Похожий на вампира чувак, создающий пламя прямо в воздухе, привлечет внимание даже самого обдолбанного шизика. — Никто не видит, — добавляет он, заметив мое настороженное выражение лица. — Обычному человеку дверь не видна.
— Мы же будто растворимся в воздухе.
— Я позволяю людям видеть только то, что нужно, — говорит он расплывчато, и я догадываюсь, что это какая-то заимствованная магия.
— Знаешь, — говорю ему, — я не хочу проходить через это.
— Почему?
— Потому что последние пару раз, когда я пыталась войти в «Черное солнце», мне казалось, что кто-то наблюдает. Следит. Там. Это слишком пугало, что мне пришлось уйти.
— Ну, вероятно, это был я, — говорит он. Затем одаривает меня мимолетной улыбкой. — Тогда мы сделаем это скучным способом. Убер.
Я усмехаюсь.
— Скучным? Ты забыл, что велел Эзре похитить меня на Убере?
— Снова поднимаешь эту тему? — спрашивает он, но хватает меня за руку и сжимает ее, пока мы идем под дождем.
Глава 2
Ленор
Просыпаюсь на рассвете вся в поту. Черные шелковые простыни прилипли к телу. Хотя я не потею так сильно с тех пор, как стала вампиром, это происходит, когда мне снятся кошмары.
А еще я совершенно одна. Медленно сажусь, волосы встают дыбом, мурашки покрывают каждый сантиметр моей кожи, скольжу рукой по пустому месту на кровати рядом, где должен быть Солон. Знаю, что иногда он встает рано, особенно когда ему не спится, или если его собака Один скулит у двери спальни, требуя пойти гулять, но обычно я слышу, как он встает. И в любом случае, сердце колотится в груди не из-за того, что тот ушел, а из-за того, что ощущаю чье-то присутствие в комнате.
Свет, как всегда, тусклый, плотные шторы скрывают серое утро, стены из черного дерева поглощают весь свет. Настоящая спальня вампира. Моим глазам требуется всего мгновение, чтобы привыкнуть, комната постепенно светлеет по мере того, как проявляется мое ночное зрение.
В углу кто-то стоит.
Я задыхаюсь, у меня перехватывает дыхание, ужас сковывает конечности.
Или… кажется. Длинная, высокая тень. Мое воображение разыгрывается, когда я вспоминаю о Темном ордене и их плащах. Но когда мне удается чуть-чуть моргнуть, это выглядит уже не так жутко. Как будто растворяется в воздухе и ничего не остается.
Тени больше нет.
— Твою мать, — выдыхаю я дрожащим голосом. Не знаю, что это было, но мне не показалось, верно? Даже если оно исчезло? Хотя я не могла разглядеть ничего существенного, чувствовала, как тень смотрит на меня, изучая так, словно хотела поглотить целиком. Оно казалось полностью черным, но еще там было нечто белое, похожее на нечеловеческий череп, слишком вытянутый. И сильное ощущение… не знаю, зла или ненависти, или чего-то тревожного, и даже сейчас эти чувства оседают на мне, как пепел.
Закрыв на секунду глаза, я делаю глубокий вдох.
Затем открываю. Оглядываю комнату. Выдыхаю.
Все кажется таким же, как и раньше. Все пугающие, жуткие флюиды исчезли.
Какого черта?
Откидываю одеяло и медленно встаю с кровати. Так вот почему я вспотела? Потому что мне показалось, что кто-то или что-то было в комнате? Или это был дурной сон? Я все еще сплю?
Подхожу к занавескам и раздвигаю их, морщась от резкого света, надеясь, что это убедит меня в том, что я не сплю. Когда, наконец, приоткрываю свои чрезмерно чувствительные глаза, замечаю, как что-то движется по оконному стеклу.
Мотылек.
Бражник с мертвой головой, если точнее. Знаете, тот, с формой черепа на спине, ставший знаменитым благодаря фильму «Молчание ягнят»?
Но меня это не пугает, хотя совершенно странно, что он в доме. Это не то место, где оставляют окна открытыми, к большому разочарованию Ивонн, когда она пытается проветрить помещение.
— Как ты сюда попал? — тихо спрашиваю мотылька. Вопреки своим лучшим инстинктам, я протягиваю руку к насекомому, и оно взлетает в воздух, садясь мне на палец. Подношу его к лицу и вглядываюсь. Никогда не была поклонницей ночных бабочек, особенно когда какой-то ребенок в лагере сказал мне, что им нравится заползать в ухо, пока спишь, но я их больше не боюсь. И мотылек, видимо, меня тоже не боится.
Я помню, что Солон сказал мне давным-давно (по крайней мере, так кажется), что ночные создания будут искать меня. Что ж, думаю, лучше мотыльки, чем летучие мыши.
— Хочешь наружу? — спрашиваю я, и мотылек поднимает свои усики в мою сторону, как будто действительно слушает. Тьфу. Я на шаг ближе к тому, чтобы стать готической принцессой Диснея. Может быть, стайка мотыльков поможет мне одеться утром.
С некоторым усилием открываю окно, старую металлическую задвижку не трогали уже некоторое время, и широко распахиваю его. В комнату врывается запах выхлопных газов и океана, сметая весь прежний ужас.
Мотылек колеблется, а затем улетает прочь, в туманное утреннее небо.
✤✤✤
— Один, оставь ее в покое, — говорит Аметист, когда черный питбуль тычется носом в мою руку. Может показаться, что он хочет, чтобы я потискала его, но каждый раз, когда делаю это, собака просто фыркает и отводит голову в сторону. Чего пес действительно хочет, так это угощений. Много вкусняшек. А у меня сейчас их нет.
— Я позже тебе дам, — обещаю ему, и, клянусь, пес свирепо смотрит на меня. Один чрезвычайно хорошо обучен для собаки, и настолько сверхинтеллектуален, что иногда кажется, будто тот и правда понимает английский. А еще кажется, что он мысленно разговаривает с Солоном. Однажды я упомянула это, но Солон посмотрел на меня так, словно это смешно.