– И все? – спросила я. – А где шоколад? Где сыр?
– Я слежу за весом. Вообще-то я записался на курсы оздоровления.
– Ты шутишь.
– Помнишь те, которые постоянно по телевизору рекламируют?
– Ага, те, где тебе помогают всякие олимпийские культуристы всего за тридцать баксов в месяц?
– Ну да. Но у меня почетное членство, а не обычное.
– А в чем разница?
Он назвал сумму оплаты, и я присвистнула.
– При этом я еще могу бесплатно играть в теннис или сквош.
– Но ты же не играешь ни в теннис, ни в сквош.
– Кроме того, у меня есть золотая членская карточка, а не синяя.
Я откинулась на стуле, сцепив пальцы за головой.
– Ну, это совсем другое дело. Я бы за такое доплатила. И как там?
– Я там еще не был. Все, кто туда ходит, в такой хорошей форме, что я решил тоже сбросить несколько килограммов.
– Не думаю, что их это волнует, Эрб. А если и не так, порази их всех своей золотой карточкой.
– Что-то ты не очень поддерживаешь эту идею.
– Извини. – Я взяла папку и стала обмахиваться ею. – Наверное, это из-за жары.
– Надо быть в форме. У меня есть гостевые билеты. Я думаю, надо заняться этим после работы.
Эрб улыбнулся и начал есть рисовый кекс. Пока он жевал, его улыбка угасала.
– Черт. У этих штук вкус – как у стирального порошка.
Зазвонил телефон.
– Джек? Это Фил Бласки. Тут у нас, э-э-э, проблема одна возникла, в окружном.
«Окружной» – значило окружной морг. Фил был старшим медицинским экспертом.
– Возможно, что-то с документами… – Он замолк, слышно было, как он шумно втягивает воздух сквозь зубы. – Но я проверил и перепроверил.
– Что случилось, Фил?
– У нас тут лишний труп. Ну, вернее, лишние части тела.
Я сказала ему, что мы заедем, и поделилась этой новостью с Эрбом.
– Наверное, какая-то шутка. Эти ребята из окружного довольно странные.
– Может быть. Но Фил, кажется, так не думает.
– Он объяснил, что это за лишние части?
– Руки.
Эрб задумался.
– Может, кто-то решил подать ему руку помощи, – пошутил он мрачно.
Я встала и, оттянув середину блузки, стала дуть туда.
– Поедем на твоей машине.
Эрб недавно приобрел «Камаро Z28» – дорогую штуковину, говорящую о том, что он не собирается стареть медленно и элегантно. За рулем этой машины он выглядел глупо, зато в ней был кондиционер, а в моей «нуове» 1988-го такового не водилось.
Мы вышли из офиса, спустились по лестнице и как будто оказались в тостере. Тут было ненамного жарче, чем в офисе, но палящее солнце усиливало неприятные ощущения. Возле здания банка, через дорогу, на табло высвечивался текущий курс. Сто один, обозначение валюты, находилось в тени.
Эрб нажал кнопку на брелоке ключей, машина пискнула и завелась сама. Ярко-красного цвета и отполирована так, что отраженный свет бил в глаза. Я села на пассажирское сиденье и направила обе вентиляционные решетки себе в лицо. Эрб нежно вывел «камаро» с парковки.
– От нуля до шестидесяти за пять и две десятых секунды.
– А ты уже разгонялся до шестидесяти?
– Нет, я пока что еще ее объезжаю.
Он надел темные очки и свернул на Эдисон-авеню. Я закрыла глаза и стала нежиться в прохладном воздухе, пока мы не примчались, куда надо.
Окружной морг находился на Харрисон-стрит, в медицинском районе Чикаго, возле Пресвитерианской клиники. Это было двухэтажное здание, сложенное из грязно-белого кирпича, с закрашенными окнами. Эрб свернул на круглую подъездную дорогу и остановился у обочины.
– Ненавижу это место. – Он нахмурился, его усы повисли, как у моржа. – У меня так и не получилось вытравить запах мертвецкой одежды.
Когда моя мама совершала обходы, полицейские обычно смачивали виски верхнюю губу или усы, чтобы бороться с вонью в морге.
С тех пор санитарные условия улучшились: более прохладный воздух, лучшая вентиляция, большее внимание к гигиене. Но запах все равно стоял невыносимый.
Я нанесла под каждую ноздрю по маленькой капле вишневого бальзама для губ и передала бальзам Эрбу.
– Вишня? А ментола у тебя нет?
– На улице выше тридцати семи градусов. Я не очень беспокоюсь, что кожа высохнет.
Он понюхал бальзам и вернул его обратно, так и не воспользовавшись им.
– Слишком хорошо пахнет. Я бы его съел.
Я вышла из машины и словно очутилась в сушилке.
Мимо прошел коп и внимательно оглядел «камаро» – рядом с моргом всегда можно увидеть полицейского. Он был молодой и загорелый и даже не взглянул на меня, предпочтя обратиться к Эрбу:
– Пятиступенчатая?
– Шести. Триста десять лошадок.
Человек в униформе присвистнул, проведя пальцем по крыше машины:
– А под капотом пять и семь десятых?
Эрб кивнул:
– Хочешь взглянуть?
Я оставила мальчиков с их игрушкой и пошла к автоматически открывающимся дверям морга.
Холл, если его можно так назвать, состоял из стойки, двери и стеклянной перегородки. За стойкой одиноко сидел темнокожий человек в больничной форме.
– Фил Бласки?
Он указал большим пальцем на дверь:
– В холодильнике.
Я расписалась, получила пластиковый пропуск и вошла в главное помещение. Трупный и формалиновый аромат сразу же перебил запах вишневого бальзама. Тяжко и тошно и от вида, и от запаха смерти.
Справа человек в плохо подогнанной форме перекладывал тело со стола на подвижные носилки. Покончив с этим, он стянул перчатки, растянул их и швырнул в мусорную корзину.
Рядом с ним на нержавеющих весах, встроенных в пол, лежал необычайно жирный труп мужчины с большим количеством ожогов. Жидкокристаллический дисплей на стене показывал двести пятьдесят килограммов. Воняло подгоревшим мясом.
Я задержала дыхание и открыла тяжелую алюминиевую дверь, ведущую в холодильник.
Здесь запах был еще сильнее – в нем смешались и чистящее средство, и моча, и кровь, и мясо.
Окружной морг был самым большим на Среднем Западе. Бродяги, неопознанные тела, жертвы аварий, самоубийств и преступлений – все проходили через эти двери. В здании можно было разместить до трех сотен тел.
Мне повезло: морг был заполнен почти до отказа.
Слева от меня трупы были сложены на полках, как на складе, – пять в высоту и тридцать в ширину. В середине помещения находилось множество столов и носилок, и все они были заняты. Одни тела были накрыты черными пластиковыми мешками. Другие – нет.
В отличие от моргов, изображаемых в фильмах, здесь тела не лежали мирно на спине. Многие из них находились в тех позах, в каких людей настигла смерть: с растопыренными руками и ногами, скорчившиеся, с неестественно выгнутыми шеями. Сами тела также не соответствовали голливудскому представлению. Настоящие трупы почти одинаковы по цвету – независимо от расы кожа всегда светло-синего цвета, глаза безразличные и мутные, как у пыльных игрушек.
Температура поддерживалась на уровне восемнадцати градусов, вентиляторы разгоняли холодный зловонный воздух. Было прохладно, но приятнее от этого не становилось.
Справа находилась комната патологоанатома. Я вгляделась в человека с пилой для костей, не узнала его и продолжила поиск.
Фила Бласки я нашла возле дальней стены комнаты и осторожно подошла к нему по липкому полу, на котором было множество пятен, совершенно не сочетающихся с моими туфлями от Гуччи.
– Фил.
– Джек.
Фил наклонился над металлическим столом, что-то разглядывая. Я встала рядом, пытаясь не глядеть на лежащее рядом голое тело маленького ребенка, наполовину закрытое пластиковым мешком. Ребенок был таким неподвижным и бледным, что казался сделанным из воска.
– Я проверил все тела второй раз. Нет ни одного, у кого были бы отрезаны руки. А вот и они, эти лишние части…
На столе лежали обрубленные по плечи руки. Их пальцы, с розовыми нарощенными ногтями, соприкасались, а согнутые локти образовывали букву М. Руки принадлежали белой женщине, их запястья были скованы черными металлическими наручниками. Крови почти не было, но, судя по рваным краям, тому, кто отделял их от тела, пришлось повозиться.