– И близко не было.
Я взяла ее за руку, чувствуя хрупкие косточки под тонкой кожей. Мое показное спокойствие давалось нелегко и держалось на тонкой ниточке.
– Если бы мистер Гриффин не вломился с полицией в твою дверь, ты бы до сих пор лежала на полу в ванной.
– Чепуха. Я бы оттуда как-нибудь выбралась.
– Мам… ты пролежала там четыре дня. – Вспомнив это, я содрогнулась от ужаса. Я позвонила ей вчера – обычные звонки два раза в неделю – и, когда она не ответила, подумала, что она вышла с мистером Гриффином или с каким-нибудь другим знакомым пожилым человеком.
– В губке была вода. Я бы протянула еще неделю-другую.
– О, мам…
Я заплакала. Мать похлопала меня по руке свободной рукой.
– Не надо, Жаклин, не расстраивайся. Такое случается, когда стареешь.
– Я должна была быть рядом.
– Чепуха. Ты живешь за тысячу миль. Это моя глупость – поскользнуться в душе.
– Я тебе вчера звонила. Когда ты не взяла трубку, я должна была…
Она прервала меня:
– Дорогая, ты же знаешь, не надо этих всех «если бы», тем более при нашей профессии. Это случалось и раньше.
Она не могла бы причинить мне большую боль, даже если бы хотела.
– И сколько раз это уже случалось, мам?
– Жаклин…
– Сколько раз?
– Три или четыре.
Лучше бы я этого не слышала.
– Но травм при этом не было, так ведь?
– Ну, разве что некоторое время у меня рука была в гипсе. Я старалась не кричать.
– И ты мне никогда не говорила?
– Ты не виновата.
– Нет, виновата.
Она печально вздохнула:
– Жаклин, когда умер твой отец, ты стала моей семьей. Единственной семьей, которая мне необходима. Но я никогда-никогда не позволила бы себе стать обузой для тебя.
Я всхлипнула, но постаралась успокоиться.
– Ну что же, тогда привыкай. Как только тебя выпишут, ты поедешь со мной.
– Нет, не поеду.
– Обязательно поедешь.
– Нет…
– Пожалуйста, мам.
– Нет. Я веду активную общественную жизнь. Как я смогу общаться с друзьями, живя у тебя?
С большой неохотой я использовала свой главный козырь:
– Я говорила с твоими врачами. Они думают, что теперь ты не сможешь сама заботиться о себе.
Лицо матери стало суровым.
– Что? Это смешно.
– Они выпишут тебя, только если ты будешь жить у меня.
– Это доктор Кингсбери? Маленький льстивый урод. Разговаривает со мной, как с трехлетним ребенком!
– У тебя нет выбора, мам.
– У меня он всегда есть.
– Да, есть: или я, или дом престарелых.
Я наблюдала за действием своих слов. Самым большим, и единственным страхом моей матери был дом престарелых. До встречи с моим отцом она некоторое время работала в таком заведении и потом клялась, что скорее бросится под автобус, чем поселится в одном из таких «отелей смерти», как она их теперь называла.
– Да ни за что на свете.
– Мама, я могу прибегнуть к помощи адвоката.
– Но я в здравом уме.
Я заставила себя продолжать, хотя мне это все было ненавистно:
– У меня есть друзья в суде, мам.
Мама отвернулась, качая головой:
– Ты этого не сделаешь.
– Взгляни на меня, мам. Как ты думаешь, как далеко я могу зайти, чтобы защитить тебя?
Она продолжала смотреть на стену. По ее щекам катились слезы.
– Запугиваешь пожилого человека? Так я тебя воспитала, Жаклин?
– Нет, мам. Как ты сказала: «Ты единственная семья, которая у меня была». Ты заботилась обо мне восемнадцать лет. – Я сжала ее руку. – Теперь моя очередь заботиться о тебе.
Мать убрала руку:
– Я хочу остаться одна.
– Пожалуйста, не будь такой.
Она нажала кнопку, чтобы вызвать медсестру.
– Мам… пожалуйста.
Женщина в белом заглянула в палату:
– Как у вас дела, миссис Стренг?
– Я очень устала. Мне хотелось бы отдохнуть.
Сестра сочувственно посмотрела на меня.
Я встала, побрызгала в комнате принесенным освежителем воздуха и собралась уйти.
– Сестра, – раздался голос матери, – пожалуйста, проследите, чтобы следующие несколько дней ко мне никого не пропускали.
– Возможно, завтра вы решите по-другому, миссис Стренг.
– Нет. Я уверена, что нет.
Снова подступили слезы. Я глубоко вздохнула, чтобы не дрожать.
– Я люблю тебя, мам.
За все время она впервые не ответила: «Я тоже тебя люблю». Сестра положила руку мне на плечо, слегка подталкивая к выходу.
Я еще раз взглянула на мать и вышла из комнаты.
Глава 4
Моя мама жила в Дэйд-Сити, приятном городке, совершенно не похожем на другие города во Флориде. Дэйд вовсе не славился пляжами, забитыми туристами, и огромными парками развлечений, зато был окружен аккуратными холмами и настоящими лесами; кроме того, куда ни кинь взгляд – в городке было полно антикварных магазинов.
Наступила ночь, жаркая и душная, как мокрое одеяло, но я все равно не поднимала окон. В магазине был приличный кондиционер, но мне казалось, что я его не заслужила.
Я уже дважды была в этой ее квартире и оба раза пропускала нужный поворот. На сей раз случилось то же самое.
На стоянке было зарезервированное место с номером квартиры. С сумкой на плече и ключами в руках я направилась к дому, но вдруг остановилась.
Стоило ли мне туда идти?
Я вдруг представила маму, лежащую ничком в душевой кабинке.
В районе Хайлендс находились квартиры для людей в отставке, и не важно, что при этом обещали рекламные брошюры. Здесь не было никого моложе пятидесяти пяти лет. Постоянно работающий персонал содержал бассейн в чистоте, выполнял поручения жильцов и ухаживал за восемнадцатилуночной площадкой для гольфа. Кроме того, дежурили медицинские работники – при таком количестве пожилых людей это было необходимо. К ним можно было обращаться в любое время, но сами они регулярной проверкой состояния здоровья жильцов не занимались.
Я поднялась на лифте на пятый этаж и увидела очень худого пожилого мужчину, сидевшего с отверткой в руках у открытой двери в мамину квартиру.
– Здравствуйте.
Он уставился на меня сначала поверх очков с толстыми линзами, а затем, задрав голову, взглянул сквозь очки. Его лысая голова была так испещрена пятнами, что походила на воробьиное яйцо.
– Что? А, здравствуйте.
Мужчина встал, его суставы заскрипели. Сменив положение, он стал ненамного выше, поскольку его спина изгибалась как знак вопроса. Он улыбнулся, сверкнув яркими белыми зубными протезами, и протянул руку.
– Вы, должно быть, Жаклин. Сэл Гриффин. Я друг вашей матери.
Я подавила улыбку. Мама часто рассказывала мне о своих встречах с мистером Гриффином, описывая его «ненасытным», «неумолимым», говорила, что «он – машина, у него как будто пружина в тазу». Я всегда представляла его выдающимся мужчиной, вроде Шона О'Коннери. Но теперь передо мной стоял просто лысый старикашка.
– Приятно познакомиться, мистер Гриффин.
– Полицейские тут наделали дел. – Он указал на дверь. – Я чиню косяк.
– Разве тут больше никто не мог этим заняться?
Он пожал плечами:
– Могли бы. Но я хотел убедиться, что все будет сделано, как надо. О, простите, где же мои манеры? Позвольте, я вам помогу.
Мистер Гриффин потянулся к моей сумке. Я подумала было отказаться, боясь, что она может оказаться слишком тяжелой для него, но затем все же позволила ему побыть джентльменом. Он повел меня в квартиру, включая по пути свет.
Квартира была чистая, опрятная, содержалась в порядке. Я подавила желание тут же проверить холодильник и шкафы, чтобы убедиться, что мама нормально питается.
– Я недавно говорил с вашей матерью. Она сказала, что вы можете здесь появиться.
Он поставил сумку на стол.
– Давно это было? Я пыталась дозвониться до нее, но у нее на линии отвечали: «Больная просит не беспокоить».
– А, около пяти минут назад. Она сама мне позвонила. Я никогда не слышал ее такой расстроенной.