— Он за идею работает, — сказала Майка с нежностью, слегка подпорченной горечью, и отвлеклась на пельмени. Отбросила их на дуршлаг, а из дуршлага — в здоровенную миску, которую примостила на кастрюлю, долив туда воды. Всё это сооружение поставила на махонький огонь и вздохнула с облегчением.
— Вот и вся работа на кухне. Чем заправить, найдут в холодильнике, там же и салаты…
— А кто их готовил? — продолжала строгий допрос Боженка.
Майка посмотрела на подругу с жалостью:
— Ты и впрямь меня за идиотку держишь? Ну не я же! Только помидоры с огурцами для детей добавила, а остальное покупное. Даже белые грибы, хоть сердце кровью обливается — как я люблю грибы собирать и жарить! А приходится покупать. Вот горе-то.
Боженка в нервах съела два куска сыра и вязанку соломки, долив в чашку кофе. Прорабатывание Майки получалось какое-то вялое, а ей хотелось взбунтовать подругу против Доминика, который явно не отдавал себе отчёта, чего стоит жизнь в столице среднецивилизованного государства. Он себе шутки шутит, а Майка, не пойми почему, ему это позволяет. Солома в голове, а не мозги!
— Ты мне объясни, подруга, почему? — взмолилась она в полном отчаянии. — Почему ты по доброй воле впряглась в эти галеры?!
— Я работать люблю, — не стала запираться Майка.
— Так ты и в бридж любишь играть, и на морской пляж вырваться, и на бега, и потанцевать, концерт послушать, по грибы сходить, книжку почитать, чего не то посмотреть, куда-нибудь съездить, с людьми пообщаться…
— Зато терпеть не могу убираться, пылесосить, готовить, мыть посуду и стирать, вообще вести домашнее хозяйство. Делаю только самое необходимое, а остальное они сами умеют. И если я занята по работе, ни один не пикнет, вот и выходит, что я имею то, что мне нравится. Ладно, согласна, может, с перебором, но за свои ошибки надо платить, правильно? И нечего меня песочить. Отцепись. Одалживать всем подряд я уже перестала, тут ты права, явный перебор, ну, глупо делала, признаю, мне это боком вышло.
— Да что ты говоришь! — съязвила Боженка. — Не прошло и десяти лет.
— Лучше поздно, чем никогда.
— Оно, конечно, лучше, но это не твоя заслуга, гордиться нечем, эти гиены так откровенно и нагло тебя за нос водили, что самая слепая тетеря бы прочухала. Я же тебе сто раз говорила, да не я одна…
— Вот именно, и отвянь ты, наконец, — резко оборвала её Майка. — Сделай милость, заткнись!
Она и так злилась на себя, ведь давно уже понимала, что ведёт себя по-идиотски. Понимала, а перестать не могла. В конце концов, осознав, что делает хуже только своей семье, а сама скоро ноги протянет от непосильной работы, взяла себя в руки и в последнее время на бесконечные просьбы дать взаймы начала отказывать. Не прошло и десяти лет. Права Боженка.
— А с авто ты не перебарщивай. Где уж там два, максимум одно, да и то в лучшем случае потрёпанный «трабант» или другое какое старьё. Ты мне зубы не заговаривай, готовишь почву для Анюты? Ты же о ней собиралась рассказать? Ей что, денег надо?
Боженка поперхнулась сыром.
— Тьфу на тебя! Она нормальная! — быстро передумала и поправилась. — Ну, не совсем, конечно, нормальная, но уж точно не гиена, до бабок не особо жадная. О Вертижопке мы сплетничали, та, небось, вся икотой изошла…
В кухню ввалились заряженные силами дикой природы дети и вежливо спросили разрешения пойти в гости — Кристинка к Ане, а Томек к Ясю, — поскольку пауки уже кончились, а значит, и уроки тоже. Разрешение было немедленно получено. Аня и Ясь жили в этом же доме и были вполне подходящей компанией. Боженка не скрывала восхищения.
— И как тебе удалось так их выдрессировать?
— Сплюнь, ещё не вечер. Но вообще-то дети не слепые, они интуитивно чувствуют, когда родители честно вкалывают, а не туфту гонят, чуют и уважают. К Ане ещё и Доротка придёт, у её мамули ни дня без вечеринки.
— А папуля?
— Вернётся ближе к ночи или на последнем издыхании, или навеселе и разгонит тёплую компанию, только пятки засверкают. Не от нелюдимости, из жадности. Потом поругаются, а потом Доротка уже сможет вернуться, потому как папуля завалится дрыхнуть, а мамуля отправится из дому вон искать утешения.
— А мамуля Ани?