«В мире есть только два места, где я могу чувствовать себя счастливой и в безопасности, — написала она. — Первое — Лондон и второе — Нью-Йорк, там на каждом углу стоит полицейский и собраны вместе все развлечения. Поэтому я прошу Вас найти время и побывать со мной в театрах, перечисленных в конце моего письма, а также в Национальной галерее, в Британском музее, в Лондонском Тауэре (хотя нет, подумав, я исключаю из списка Тауэр, он такой средневековый и страшный), в Кенсингтонском саду и в других местах, где очень весело. А если серьезно, дорогой Д. Г. (я знаю, Вы поморщитесь от моей фамильярности, но я решила отбросить всякий стыд), я хочу стать частью большой, здоровой толпы, мне так надоело быть одинокой истеричной женщиной».
И письмо продолжалось в подобном духе. Мистер Ридер достал записную книжку, с помощью синего карандаша прошелся по списку ожидающих его дел и написал ответное письмо, такое осторожное и напыщенное, что читая его, Маргарет смеялась про себя.
Она не упомянула Ричмонд-парк и хорошо сделала, поскольку поздней осенью, когда его продувают холодные ветры и олени уходят на зимние квартиры (если существуют зимние квартиры для оленей), этот парк может доставить эстетическое удовольствие только взору тех, кто защитил свое тело теплым шерстяным нижним бельем.
И все-таки в один скверный пасмурный день мистер Ридер заказал такси и торжественно уселся рядом с мисс Маргарет Белман в машине, которая по скверной ухабистой дороге добралась до парка и въехала на его территорию через чугунные ворота.
Они вышли на заросшую травой и кустами лужайку, где летом цветут рододендроны. Тропинка привела их к склону, там они сели, постелив коврик, причем мистер Ридер пробормотал что-то о ревматизме.
— Но почему Ричмонд-парк? — спросила Маргарет. Мистер Ридер прокашлялся.
— С Ричмонд-парком у меня связаны… гм, романтические воспоминания. Он напоминает мне о первом аресте, произведенном мною…
— Хватит о мрачных делах, — предупредила Маргарет. — Не вижу ничего романтического в воспоминаниях об аресте. Поговорим о чем-нибудь более веселом.
— Тогда будем говорить о вас, — осмелел мистер Ридер. — И именно намерение поговорить о вас, моя дорогая… гм, мисс Маргарет, привело нас в Ричмонд-парк.
Он взял руку девушки так бережно, как будто это было бесценное произведение искусства, и неуклюже стал перебирать ее пальцы.
— Дело в том, моя дорогая…
— Не говорите «мисс», — попросила Маргарет.
— Моя дорога Маргарет, — с трудом продолжал мистер Ридер, — я пришел к выводу, что жизнь слишком коротка и нельзя больше откладывать осуществление моего намерения, которое… — И он безнадежно застрял в бесчисленных «гм», иногда переходящих в «э-э».
Следователь сделал новую попытку:
— Человеку моего возраста и с моими особенностями следует быть более серьезным, но как ни странно, суть заключается в том…
Суть, какой бы она ни была, не находила выражения в словах.
— Суть в том, — спокойно сказала Маргарет, — что вам кажется, что вы влюблены.
Мистер Ридер согласно кивнул, но затем энергично затряс головой.
— Мне не кажется, я уже прошел этап предположений. Я уже не слишком молод… я превратился в закоренелого… нет, не в закоренелого…
— Вы считаете себя закоренелым холостяком, — подсказала Маргарет.
— Нет, не закоренелым, — твердо сказал он.
Маргарет повернулась, положила руки на плечи мистеру Ридеру и посмотрела прямо ему в глаза.
— Дорогой мой, — сказала она, — вы надумали жениться, и вы хотите, чтобы кто-то вышел за вас замуж. Но вы считаете себя слишком старым и не хотите испортить ее молодую жизнь.
Мистер Ридерн молча кивнул.
— Речь идет о моей молодой жизни, дорогой? Если так, то…
— Да, о вашей, — голос Д. Г. Ридера совсем охрип.
— Пожалуйста, испорти мою молодую жизнь, — сказала Маргарет Белман.
И впервые мистера Ридера, видевшего в жизни так много и, в основном, мрачного, поцеловала женщина.
— Боже мой, — переведя дух, сказал мистер Ридер. — Как хорошо!