Эти слова задели меня за живое, и я бодро вскочил с кушетки, куда они меня уложили.
— Идем сейчас! — сказал я. — Сейчас! Это мой долг, а англичанин всегда готов к исполнению долга!
Комиссар был добр настолько же, насколько и умен. Он потрепал меня по плечу.
— Brave garçon! — сказал он. — Простите. Я знал, что вы так скажете. Солдаты ждут. Идем!
Из комнаты охраны мы завернули в длинный коридор и, пройдя по нему, вышли на улицу. Вокруг царила еще глухая ночь. У солдат, что пошли с нами, в руках были мощные фонари. Мы прошли высокую арку и оказались на широкой дороге, проходящей во рву, той самой, которую я заметил за несколько минут до своего спасения. По приказу солдаты построились в колонну по двое и короткими перебежками, быстро двинулись в путь. Я почувствовал новый прилив сил — такова разница между положением охотника и дичи. Мы скоро дошли до понтонного моста через разлившийся водный поток. Час назад я переплывал его несколько выше по течению и моста не заметил. Здесь нам пришлось на некоторое время задержаться, так как канаты были перерезаны все до единого и кроме того сломана одна из цепей. Я услышал слова офицера, обращенные к комиссару:
— Мы как раз вовремя. Еще немного — и им удалось бы окончательно вывести мост из строя. Вперед, быстрее!
Мы переправились, перебежали насыпь и вновь оказались у понтонов. На другом берегу раздавался звон цепей — негодяи пытались сломать и второй мост. Раздалась команда, и солдаты подняли свои ружья.
— Огонь!
Раздался залп. На том берегу кто-то сдавленно вскрикнул и темные фигуры исчезли. Но зло уже было не поправить: цепи, крепившие мост, были сломаны, и дальний от нас конец понтона уплывал вниз по течению. Это была уже основательная задержка, и нам потребовалось никак не меньше часа, чтобы привести мост в порядок, по крайней мере, на время переправы.
Мы возобновили погоню. Скоро вдали показались мусорные курганы, а это значило, что мы почти у цели.
Я уже свободно ориентировался, так как пошли знакомые места. Мы наткнулись на остатки костра. Небольшая кучка углей и дотлевающих досок. Я понял, что это все, что осталось от лачуги, в которой я провел прошедший вечер. Крысы и до сих пор бегали по обгоревшим доскам и бросали на нас злобные взгляды. Комиссар что-то шепнул офицеру и тот крикнул:
— Стой!
Солдатам был отдан приказ растянуться в цепь, и после этого мы стали исследовать руины. Комиссар расшвыривал ногами в разные стороны гнилое дерево и тряпье. Солдаты складывали их в сторонке в одну кучу. Вдруг комиссар остановился, отступил назад в волнении, затем оглянулся и кивнул мне, чтобы я подошел.
— Глядите! — сказал он мне.
Это было мрачное зрелище. Я увидел останки человека. Чистый скелет. Повернутый лицом вниз. Судя по линиям — женщина; по изношенности костей — старуха. Между позвонками торчал огромный мясницкий нож.
— Посмотрите, — сказал комиссар мне и офицеру, доставая из кармана свой блокнот. — Видимо, она неосторожно упала на нож. Здесь много крыс — вон как они сверкают своими глазками на нас из-за груды костей! — Он нагнулся и руками стал исследовать скелет. Я содрогнулся от этого зрелища. — И еще заметьте, — продолжал комиссар. — Кости еще теплые! Так что крысы работают здесь на совесть! У них было не так уж много времени…
Поблизости мы не видели больше ни живого, ни мертвого, поэтому солдаты опять построились в цепь, и мы пошли по гигантской свалке дальше. Через некоторое время мы дошли до жилища, сделанного из старинного бельевого шкафа. Осмотрелись. Всего было шесть спальных полок, как я имел возможность убедиться еще прошлым днем. Но теперь заняты были только пять. Старики-ветераны спали так крепко, что их не разбудил даже ослепительный свет фонарей. Старые, обрюзгшие, мрачные. Серо-бронзовые лица да седые усы.
Офицер рявкнул во все горло команду, и через несколько секунд все ветераны стояли перед ним в линию по стойке «смирно».
— Что вы здесь делаете?
— Спим, — был ответ.
— Где остальные? — спросил комиссар.
— Ушли на работу.
— А вы?
— Мы охраняем.
— Peste! — захохотал офицер мрачно. Он оглядел всех стариков по очереди с ног до головы и потом медленно и безжалостно заявил: — Дрыхнуть в охранении! И это Старая Гвардия?! Теперь понятно, почему нам надавали под Ватерлоо!
При свете фонаря я рассмотрел, что после слов офицера лица ветеранов покрылись мертвенной бледностью, а когда солдаты, сопровождавшие нас, весело загоготали шутке своего командира, по лицам стариков прошла судорога.
В ту минуту я подумал, что в какой-то мере отомщен за все переживания.