— Пусть все присутствующие души признают моего первенца, избранного и законного наследника трона, а также перед небесными богами, с этого момента и навечно, поклянутся в верности своему принцу: Фениксу Лэйн Мондрагону.
Как будто момент был идеально отрепетирован, один за другим мужчины дома Джейдона опустились на правое колено, каждый вампир склонил голову в непрерывной волне, которая прокатилась от переднего ряда к заднему в совершенной гармонии. Когда последнее колено коснулось земли и последняя голова склонилась, когда каждая правая рука коснулась сердца, а левая опустились сверху в знак преданности своему королю, все как один продемонстрировали одинаковые кольца с гербом дома Джейдона.
Момент был нереальным. Любовь. Почитание. Благодать. И подобно успокоению бурного моря после бесконечного шторма, необычайное спокойствие опустилось на Наполеана. И он наконец-то все понял. Осознал то, что должен был знать всегда. В тот роковой день много веков назад отец приказал ему бежать, потому что любил его. Поскольку ничто не имело для Себастьяна большего значения, чем спасение его сына и наследие, которое будет жить после него. Возможно, Наполеан мог бы противостоять принцу Джегеру в тот ужасный день и умереть вместе со своим отцом, но тогда ничего бы этого не произошло. И смерть его отца была бы напрасной.
Наполеан с трудом сглотнул. Изо всех сил стараясь сохранить самообладание, он попробовал что-то сказать, но его голос словно пропал… Две тысячи восемьсот лет. Он ждал целую вечность, чтобы примириться со смертью отца. Король посмотрел на сына сверху вниз. Он целую вечность ждал этого ребенка, внука Себастьяна.
Он протянул руку Брук и, когда та взяла ее, почувствовал одновременно удивление и почтение: откуда взялось это благословение? Когда все это случилось? Ради такого стоило испытать все эти бесконечные сомнения… угасание и страдание от одержимости… жизнь на протяжении стольких веков в одиночестве, только чтобы наконец-то найти ее. Он целую вечность ждал эту женщину.
— Я люблю тебя, — хрипло прошептал Наполеан, не заботясь о том, что весь дом Джейдона мог услышать его слова.
Брук сжала его руку, и один взгляд ее потрясающих глаз сказал ему все, что нужно было знать: его судьба видела и чувствовала то же самое. Они наконец-то были дома. Наполеан откашлялся. Он медленно обвел рукой толпу, позволяя встать коленопреклоненным зрителям.
— Вставайте, — приказал он.
Мужчины встали, заметно расслабившись и ожидая продолжения от своего короля. Наполеан снова откашлялся и сделал успокаивающий вдох. Он кивнул в знак признательности своим людям и их судьбам.
— В этот день мое сердце полнее, чем когда-либо прежде. В этом зале нет ни души, ради которой бы я не жил. Ни души, ради которой бы я не умер. Служить вам — моя величайшая честь, а жить среди вас — постоянная привилегия. Мы много страдали за эти годы, но мы также многому научились. Мы сильно выросли.
Он повернулся к Брук.
«И мы очень полюбили друг друга, — мысленно добавил он. — Моя королева, не хочешь ли ты сказать что-нибудь своему народу?»
Брук колебалась. Она наклонилась к нему, ища укрытия рядом с мужем, а затем инстинктивно потянулась к их сыну и крепко обняла его. Нежно проведя губами по лбу Феникса, она посмотрела на Наполеана и кивнула. Это была та самая Брук, которую он уже очень хорошо знал. Женщина, которая станет могущественной и милостивой королевой. Сообразительная умница, которая без колебаний конкурировала в индустрии, полной корпоративных акул. Наполеан сиял от гордости. Брук грациозно шагнула вперед и осторожно улыбнулась.
— Я стою в комнате, полной вампиров, — начала она, намеренно повышая свой голос, — замужем за мужчиной, о существовании которого даже не подозревала пару недель назад. Держу на руках ребенка, о появлении которого даже не задумывалась, а теперь не представляю, как о нем заботиться… на данный момент, — Она рассмеялась, и этот звук наполнил воздух вокруг них радостью, когда зрители присоединились к ней. — Черт, у меня даже клыки есть, — На этот раз даже Наполеан рассмеялся. — Но правда заключается в том, что несмотря на все мои карьерные цели, ради достижения которых я работала в прошлом, несмотря на все представления о будущем, всю свою жизнь я желала лишь одного…
Когда она остановилась, чтобы смахнуть слезу, Наполеану пришлось подавить желание заключить ее в объятия, отвести их обоих в дом и заняться с ней любовью, пока слезы не превратились бы лишь в воспоминание. Но вместо этого он слушал дальше.