Наполеан был поражен.
«Я не смотрел. Я не… знал. Я не понимал».
Высокий мужчина медленно покачал головой и опустил глаза, его лицо выказывало мрачное разочарование.
Наполеан тяжело сглотнул, сердце его сжалось, ощущая пустоту в груди. Он должен был заставить своего отца понять. Он должен был убедить его.
«Я не мог спасти тебя, отец. Я был слишком далеко. Это случилось так быстро».
Себастьян поднял руку, чтобы остановить речь Наполеана.
«Думаешь, ты единственный чувствовал страх в тот момент? Единственный, кто страдал в тот роковой день?»
Наполеан почувствовал, как воздух покинул его грудь.
«Нет — конечно, нет».
— Нет! — Он не понимал, что произнес это уже вслух.
Себастьян поднял голову и улыбнулся, а затем выражение его лица затуманилось.
«О, сын, как я сожалел о твоей слабости в тот роковой момент, оплакивал мужество, которого у тебя не было. Хотел знать, когда я упустил это в тебе».
Наполеан отступил назад.
— Милорд, — Кто-то произнес его титул.
«Разве я не учил тебя жить по традициям нашего народа, не учил быть воином? — продолжал отец. — После стольких лет обучения искусству боя, противостояние врагу должно было быть твоим первым действием, даже в десять лет».
— Нет! — заспорил Наполеан. — Ты… ты хотел, чтобы я убежал… когда все началось… ты сказал мне…
«О, Наполеан…» — Образ отца дрогнул, замерцал. — «Я хотел жить, сын!»
И затем он просто исчез из поля зрения, его голос — и разочарование — прозвучали в зале эхом, словно плач призрака.
— Милорд, — Похоже, голос принадлежал Маркусу Силивази, но Наполеан уже не мог прервать спор с отцом, чтобы переключиться на что-либо другое.
— Подожди! — закричал Наполеан. Он шагнул вперед. — Отец?
— Милорд! — На этот раз Маркус Силивази потянулся и схватил Наполеана за руку; затем так же быстро ее отпустил.
Пораженный, Наполеан повернулся к Маркусу. Лицо было мертвенно-бледным, а брови нахмуренными. Он быстро заморгал, глядя на древнего воина.
— Наполеан?
Рамзи встал рядом с Маркусом и протянул руку в успокаивающем жесте. Потом положил ее на плечо Наполеана.
Наполеан отступил.
— Не надо! — отмахнулся он от них. — Я в порядке, — пробормотал он, стараясь побыстрее вернуть себе самообладание. — Я в порядке.
Его глаза скользнули по комнате. В зале царила мертвая тишина, и осознание того, что он только что делал — разговаривал вслух со своим мертвым отцом — было таким же огорчающим, как и выражение тревоги на лицах его воинов.
Все глаза замерли на нем. За исключением глаз одного вампира…
Накари Силивази пристально смотрел на дальнюю часть комнаты, разглядывая пустое пространство, где только что стоял призрак отца Наполеана, едва различимая настороженность читалась в его взоре.
Маг тоже что-то видел.
Только что — Наполеан почти боялся спросить.
Почти.
Боги, он надеялся, что Накари не слышал слова отца, но он должен был узнать в чем дело. Не было смысла избегать этого.
«Ты что-то слышал, Накари?» — заговорил он по закрытой линии мысленной связи, его ментальный голос звучал сурово и твердо — негласная команда отвечать правдиво, независимо от того, чтобы это ни было.
«Нет», — быстро ответил Накари — пожалуй, слишком быстро. И хотя, казалось, что он отвечал честно, в его голосе слышалась некоторая нерешительность, а насыщенно-зеленые глаза потемнели от напряженности.
Наполеан вздохнул. Он должен был преодолеть это.
— Желаешь высказаться, Накари?
Он сказал достаточно громко, так, чтобы могли услышать остальные. Если что-то обнаружится, это должно произойти здесь и сейчас. Он бы предпочел пойти в наступление, чем ожидать подвоха после. Хотел услышать, стал или нет младший Силивази свидетелем его позора.
Накари молчал, словно целую вечность, а затем медленно покачал головой.
— Нет, милорд.
Но в глазах мага светилось странное любопытство, виднелась более глубокая мудрость.
Читался вопрос, на который у него не было ответа.
Накари мог не видеть Себастьяна, но он что-то почувствовал.
— Что происходит, милорд? — спросил Рамзи голосом, тревожным от беспокойства.
Наполеан покачал головой и поднял руку.
— Все закончилось, — сказал он. И на этом все. Никто больше не спросит об этом.