Он убеждал меня так, как будто хотел заключить сделку. Я уже открыла рот, чтобы запротестовать, резко отвергнуть его предложения, но встретила немигающий взгляд коричневых глаз. Тяжелый, почти ощутимый физически. И, сама не вполне осознавая, что делаю, кивнула головой.
- Вот и славно! - он потрепал меня по плечу. - Ладно, посмотрю, куда запропастились Томми и Майлс.
Он вышел, а я в каком-то столбняке осталась сидеть в просторном кресле, глядя на стоявшую прямо передо мной "Фурию". Я пыталась разобраться в происходящем у меня внутри, но получалось плохо. Зато очень ясно стояло перед глазами лицо любовника моей матери - совершенно нечеловеческое, перекошенное от гнева. Я снова чувствовала, как горит на щеке след от его ладони - я пыталась оттащить его от матери, и он, не оглядываясь, хлестнул меня рукой. И снова его лицо - посеревшее, измазанное кровью, когда мама вывернулась из его рук, схватила настольную лампу и ударила его, по-птичьи вскрикнув... И еще я видела глаза Брайана в тот момент, когда он убеждал меня, что не знает всего этого... Но, может быть, он и в самом деле не знал? Просто случайно где-то слышал про мой страх высоты, а этот эпизод действительно придумал сам, специально для Аллегры, ни о чем не подозревая? Ведь потом он смотрел мне прямо в глаза. Я вздохнула и оглядела кабинет. Он как нельзя лучше подходил своему владельцу. Современного дизайна дорогие светильники, жесткие хромированные стулья все поблескивающее, дорогое и абсолютно стерильное. Живой здесь была лишь скульптура на столе.
Я протянула руку и потрогала ее пальцами. Даже этого движения было достаточно, чтобы "Фурия" начала звучать. Я отдернула руку, и звук усилился. Он действовал мне на нервы, в голосе скульптуры мне теперь слышалось бесконечное отчаяние. Выходя, я забыла прикрыть дверь, и это стон преследовал меня почти до самой репетиционной.
Последние три дня пролетели в каком-то лихорадочном возбуждении. Костюмы были закончены, декорации установлены, голограммы наведены. Мы с Томми провели генеральную репетицию наших сцен в офисе Джонатана. А Майлс почти исчез, я видела его буквально два-три раза, да и то мельком. Однажды, правда, мы все же перекинулись парой слов, я спросила, готов ли его костюм, и он, подмигнув мне и рассмеявшись шелестящим смехом Хакона, ответил:
- Да там и готовить было особенно нечего. У меня главное - грим. Надеюсь, он тебе понравится. По-моему, это - впечатляющее зрелище.
Мы с Томми так основательно изучили его офис, что, кажется, могли найти там любой предмет даже в темноте. Я запомнила все, вплоть до порядка, в котором стояли несуществующие в реальности книги в голографическом стеллаже.
Томми, похоже, отошел от своего не в меру глубокого погружения в роль. Во всяком случае, ничего подобного той вспышке после моего возвращения из Эвентайна больше не повторялось. Он оставался преданным и галантным Джонатаном на репетициях и почти прежним Томми в остальное время. Правда, небольшое влияние персонажа все-таки ощущалось в его поведении, но это было вполне естественно.
Все мы волновались в ожидании премьеры. По сути, для театра-"веритэ" премьерным был каждый спектакль, но нам, актерам, выросшим на традиционной драме, все равно никак не удавалось избавиться от этого волнения перед самым первым спектаклем. К тому же мы не репетировали всю пьесу целиком и до конца, - этого "веритэ" тоже не допускает - и, значит, сами еще не знали, чем же все закончится.
- Подумайте о Захе Виганда, - успокаивал нас Брайан уже в день премьеры. - Он будет в театре сегодня вечером и сжует не один десяток зубочисток, а может, еще и проглотит парочку. Уж он-то точно волнуется больше вашего: вдруг что-то неправильно рассчитал, и пьеса закончится совсем не так, как он ожидает. Ладно, отправляйтесь-ка по домам и расслабьтесь, - он обнял нас всех разом и подтолкнул к двери. - Вы должны вернуться самое позднее - в семь. В восемь - начало.
Я взяла такси и вернулась в отель. Мне всегда удавалось справиться с этим предпремьерным волнением, обычно - с помощью какого-нибудь легкого чтива. Роман был приготовлен и на сей раз, но я не осилила даже страницы. Мои нервы гудели, как провода высокого напряжения. Я отбросила книгу, принялась расхаживать по комнате и только невероятным усилием воли заставила себя не грызть ногти. Наконец я схватила телефон и набрала номер Кэрола Гарднера.