Если бы после убийства Пита он прошел дальше, чуть-чуть дальше, он бы заметил, что дорога перекрыта моей машиной.
Потом, когда Декстер работал в саду, пришел я и сказал, что копался на дороге целый час. Тут он понял, что убийца-Штопор с мертвым Сент-Эрмом никак не мог проехать по Стоуни-Фолз в его сером «Кадиллаке», так надежно спрятанном сейчас в гараже. Оставалось единственное объяснение — Штопор свернул на Топкую дорогу. Но я стоял как раз на развилке, и этот путь тоже отпал.
Он не мог выехать на машине по Стоуни-Фолз и доказать, что я лжец или сумасшедший. Но он мог поставить ее на Топкую дорогу и надеялся, что успеет это сделать.
Он все время был у меня на глазах. Если бы только я видел! Огромная коричневая монография в переплете из телячьей кожи с запомнившимся мне посвящением «Моей сестре Еве». Может быть, один из самых ужасных случаев, описанных в Книге — случай с Е. Д. - описывает женщину с манией убийства, с которой он был близко знаком. Это может означать: Ева Мак-Комер Декстер. Хотел бы я, чтобы у меня было время это перечитать. И прочесть заново все эти тысячу двести восемьдесят семь страниц.
А вот ярко-зеленая книга «Садовые цветы. Их выращивание и культивация».
Это похлопывание лопатой, которое я услышал, как только вошел в сад… Я мог бы посмотреть в этой книге, высаживают ли луковицы тюльпана в августе и вообще как их разводят.
Или почитать последнее издание «Кто есть кто в Америке». Декстер мог вырвать нужную страницу, но этого он не предусмотрел.
Вот оно.
«Мак-Комер. Адам Дуайт. Психолог. Родился в Олионе, штат Миссури, 7 июня 1862 года. Учился…»
1862 год? Мне показалось, что Декстер выглядел не старше сорока пяти. Я мог бы еще поверить, что ему, как он и говорил, шестьдесят пять. Но уж на восемьдесят пять он наверняка не выглядит. Никто не поверил бы в это, глядя на литые мускулы, перекатывающиеся под бледной кожей.
Кстати, почему у него такая бледная кожа, если он все лето проработал в саду?
Мне на глаза попалась лежащая на столе газета. Та самая газета с большими заголовками о войне. Вечерний выпуск из Данбери. Квелч говорил, что грузовик привезет почту из Данбери только утром. Стоун и Розенблат не приносили газеты. Я тоже. В руках у Элинор, когда она сюда пришла, не было ничего, даже сумочки. И все-таки она лежала здесь, на столе — свежая газета из Данбери. Это должно было сразу подсказать мне, что в комнате был Сент-Эрм, человек, побывавший сегодня в маленьком подвальчике в Данбери, где торгуют мороженым и газетами. Он бросил продавцу три цента, взял газету и мимоходом положил ее на переднее сиденье машины.
Никто кроме Сент-Эрма не мог принести сюда эту газету. Никто кроме него не был сегодня в Данбери.
Все, абсолютно все подсказывало мне разгадку. И вот я пишу его имя:
Я оставлю записку здесь, под пресс-папье.
Но там уже лежит какая-то бумага! Знакомые тонкие линии, выведенные дрожащей рукой:
Он знал! Он не мог не догадаться, этот человек, все знавший об убийцах. Но он ничего не мог поделать.
И он сидел здесь и писал эту записку. И оставил ее под пресс-папье. Но никто так и не нашел ее. Вот он!
Я не должен позволить, чтобы он напал на нее… Он за моей спиной… Я вижу его отражение в стекле секретера. Стараюсь ничем не выдать, что заметил его. Оттопыренные уши, беззубый рот, нож в руке… Слава Богу, он решил начать с меня, а не с девушки… Записку под пресс-папье. Пожалуйста, найдите ее… Декстер… Адам Декстер… Убил всех.
Он давно уже сидел в темной спальне. Он был там, когда я заходил в комнату, разыскивая полицейского Стоуна. Он наверняка был там, потому что перед уходом из комнаты я закрыл окно и запер его.
Наверное, он прятался за шторой, в занавешенном углу, где хранятся зимние вещи. Или стал за дверью, когда я входил в комнату. Я чувствовал его запах. Да, я чувствовал его. Но знал, что у него нож, и не решился искать его, раздвигая тяжелые вешалки с зимними вещами, Я не мог даже заглянуть за дверь.
Не знаю, почему он тогда не напал на меня. Разве что дожидался, пока я подойду поближе. А я все время был начеку, и вокруг меня было достаточно пустого пространства, чтобы он не мог броситься неожиданно. И он решил, что лучше подождать. Я запер окно, вышел из комнаты и закрыл дверь.
Я надеялся, что если он спрятался в комнате и будет оттуда выходить, дверные петли обязательно скрипнут. Но он был механиком, и в спальне оказалась баночка с маслом. Дверь открылась бесшумно.
На лежащий передо мной лист бумаги упала тень. — Уголком глаза я вижу в стекле секретера его тусклые глаза, коричневые оттопыренные уши и мягкий беззубый рот.
Я не хочу, чтобы это произошло здесь. Если девушка проснется и закричит, он заставит ее замолчать одним взмахом острого зазубренного лезвия.
Я знал, что он тоже предпочитает сделать это не здесь, чтобы не оставлять крови на столе и ковре. Он предпочел бы действовать в саду, среди желтых роз. На сырой садовой земле, которая спрячет меня так же надежно, как и Штопора. И я тоже бесследно исчезну.
Так что и он, и я предпочли бы оказаться снаружи, в темноте. В этом желания наши совпадали.
Я отложил карандаш, кивнул и лениво потянулся. Мне следовало быть очень осторожным. Убийца знал каждый мой жест, и уловил бы любую фальшь. Всю ночь он наблюдал за мной, пытаясь по выражению лица и жестам прочесть мои мысли.
Я поднял руку, пригладил волосы и провел пальцами по затылку. Нужно сделать вид, что я проголодался. Отодвинувшись от стола, я медленно поднялся, не обращая внимания на ножку стула, упавшую с моих колен на ковер. Не оборачиваясь, я пошел мимо стола к двери кухни. Чуть помедлил на пороге, осторожно заглянул внутрь, делая вид, что проверяю, нет ли его в кухне… Подошел к выходной двери и отодвинул горшки и сковородки, которые ставил на стул, чтобы они с грохотом посыпались на пол, если кто-то будет входить. Отодвинул стул в сторону, открыл дверь, вышел на решетчатое крыльцо и достал из коробки банан. Беззаботно обдирая кожуру, шагнул на верхнюю ступеньку…
— Я здесь, — шепнул он, — позади тебя…
И беззубо рассмеялся. Вспомнил, наверное, как я появился у него в саду, когда он только что закопал на клумбе беднягу Штопора. Тогда он даже не понял, действительно ли слышал что-то или ему почудилось. Донесся ли этот тихий голос из окружавшего его сумрака или из-под земли. "Я здесь, позади вас", — сказал я тогда, чтобы вывести его из оцепенения.
Я медленно, словно не веря своим ушам, повернулся. Моя рука с бананом застыла на полпути ко рту. Медленно повернувшись лицом к нему, я почувствовал небольшое облегчение. Все-таки лучше получить удар ножом в грудь, чем в спину. Правда, не знаю, как насчет горла.
Не двигайся, Ридл! Смотри ему прямо в лицо.
— Ты хотел разоблачить меня? — прошамкал он. — Ты догадался, когда увидел испуганного чибиса. Потому что птица не испугалась бы, если бы здесь кто-нибудь жил и она привыкла к людям. Ты сразу понял, когда увидел этого проклятого орущего кота дяди Адама, что его никто не кормил, а сам он не мог снять с себя ошейник с колокольчиком. Ты знал, что никто не сажает луковицы тюльпана в августе и землю под ними не трамбует. Поэтому ты и догадался!
— Я не ботаник и не зоолог.
— Ты, со своим проклятым тихим голосом! — продолжал он. — Таким же, как у этого красноглазого бездельника, бормотавшего по-латыни. Ты знал, что кроме девушки только Сент-Эрм слышал его голос и мог узнать его! Ты понял, чего я так испугался в саду и сразу догадался, что я и есть Сент-Эрм… "Я позади тебя" — услышал я голос человека, которого только что закопал. Никогда в жизни я не испытывал такого ужаса. Ты знал. Я сам тебе подсказывал. Не меньше дюжины раз подсказывал, когда ты вынуждал меня к этому. Говори правду — ведь я сам подсказал тебе!