- Я здесь,- шепнул он,- позади тебя…
И беззубо рассмеялся. Вспомнил, наверное, как я появился у него в саду, когда он только что закопал на клумбе беднягу Штопора. Тогда он даже не понял, действительно ли слышал что-то или ему почудилось. Донесся ли этот тихий голос из окружавшего его сумрака или из-под земли. "Я здесь, позади вас",- сказал я тогда, чтобы вывести его из оцепенения.
Я медленно, словно не веря своим ушам, повернулся. Моя рука с бананом застыла на полпути ко рту. Медленно повернувшись лицом к нему, я почувствовал небольшое облегчение. Все-таки лучше получить удар ножом в грудь, чем в спину. Правда, не знаю, как насчет горла.
Не двигайся, Ридл! Смотри ему прямо в лицо.
- Ты хотел разоблачить меня? - прошамкал он. - Ты догадался, когда увидел испуганного чибиса. Потому что птица не испугалась бы, если бы здесь кто-нибудь жил и она привыкла к людям. Ты сразу понял, когда увидел этого проклятого орущего кота дяди Адама, что его никто не кормил, а сам он не мог снять с себя ошейник с колокольчиком. Ты знал, что никто не сажает луковицы тюльпана в августе и землю под ними не трамбует. Поэтому ты и догадался!
- Я не ботаник и не зоолог.
- Ты, со своим проклятым тихим голосом! - продолжал он.- Таким же, как у этого красноглазого бездельника, бормотавшего по-латыни. Ты знал, что кроме девушки только Сент-Эрм слышал его голос и мог узнать его! Ты понял, чего я так испугался в саду и сразу догадался, что я и есть Сент-Эрм… "Я позади тебя" -услышал я голос человека, которого только что закопал. Никогда в жизни я не испытывал такого ужаса. Ты знал. Я сам тебе подсказывал. Не меньше дюжины раз подсказывал, когда ты вынуждал меня к этому. Говори правду - ведь я сам подсказал тебе!
- Наверное, - ответил я. - Наверное, я знал с самого начала. Да, ты сам подсказал мне. Что бы ты ни делал, все подсказывало разгадку. Дюжину и еще дюжину раз. Да, я понял, что ты убийца. Каждая ниточка, которая попадала мне в руки, вела к тебе. Я бросал не целясь, но попал в тебя. Теперь ты мог скользнут! в траву и затаиться, но убежать уже не мог. Мой удар попал тебе в голову, и ты стал мертвой змеей. Да, я знал, Адам. Я знал.
- Но ты никогда никому не расскажешь, - сказал он. - Я оказался слишком ловким и сильным для тебя.
Он держал нож напротив моего горла. Я пятился назад по ступенькам, держа руки расставленными в стороны. Это его устраивало - он видел мои руки и не дал бы поднять их высоко, чтобы я не мог резким движением выбить нож. Шаг за шагом я отступал вниз по ступенькам. Шагнув на землю, я ощутил аромат желтых роз и черной влажной земли. Еще шаг назад. Я ступал уже по земле, из которой все мы вышли и в которую все когда-нибудь вернемся.
Но в эту ночь мне не суждено было уйти. Может быть, все дело в кожуре банана - в той самой банановой кожуре, которую я небрежно бросил здесь, когда мы с ним в сумерках шли заводить мою машину.
Пожалуй, нет. Все равно, я бы в любом случае с ним справился. Я должен был с ним справиться. Я сломил его на Топкой дороге, когда он с камнем в руке стоял за моей спиной. За эту ночь у него было еще по меньшей мере три возможности разделаться со мной. Но в нем уже был страх, и он каждый раз отступал. Я знал, что сломил его. И он тоже чувствовал, что проиграл. Поэтому я не сомневаюсь что справился бы с ним в любом случае! Но если бы мне под ногу не попалась банановая кожура, когда я отступал от него по темному саду, он мог бы тяжело ранить меня этим ножом.
Сделав третий шаг, я почувствовал под ногой что-то скользкое. Падая, я судорожно взмахнул ногой и угодил носком прямо в пах Декстеру.
Я очутился на земле в каких-нибудь трех футах от его ножа. Приподнявшись на руках, я приготовился увернуться от удара. Но он, увидев, что я упал, решил действовать наверняка. Быстрым движением сунув нож за пояс, убийца поднял лопату. Ту самую, которой трамбовал землю над могилой бедного Штопора.
Лопатой можно лучше размахнуться и нанести более сильный удар. Он уже не сомневался, что я в его власти. И в этом была его ошибка. Коротко размахнувшись, он ударил острием лопаты. Я судорожно отпрыгнул назад, и сильнейший удар пришелся в правую ступню - в самую середину подъема. Я вскочил на ноги, но понял, что убежать уже не смогу.
Правую ногу, казалось, жгло огнем. Если бы он не взялся за лопату, я бы, наверное, попытался от него убежать. Спускаясь с крыльца, я думал, что это мой единственный шанс. Отбить удар ножом и броситься удирать через спутавшиеся густые заросли роз и дальше, по каменистому пастбищу, начинающемуся сразу за садом. С криком убегать, уводя его подальше от дома, где спит Элинор. Так же, как пытался увести его Штопор, убегая по лесу над озером Мертвого Жениха. Только на дороге не оказалось никого, кто мог бы услышать крики бедного Штопора.
Но теперь он перебил мне кости стопы и я уже не мог убежать, был пойман. Он как бабочку приколол меня этим страшным ударом, так что я не мог отступить ни на шаг. И это его погубило. Боль была невыносимой. Я не мог даже вздохнуть поглубже и застонать, не говоря уже о том, чтобы позвать на помощь. Когда он снова попытался замахнуться, я перехватил рукой рукоятку лопаты. Он хотел было выкрутить ее, но я тут же схватился второй рукой. Мы стояли лицом к лицу, изо всех сил вцепившись в лопату. Ставкой в нашей борьбе была жизнь. Моя жизнь или его и все, на что он в этой жизни рассчитывал. Если он со мной справится, то никто не сможет его разоблачить. Ни один человек во всем мире. Даже Элинор, если увидит его или услышит его шамкающий изменившийся голос. Тогда он сможет появиться снова и сказать, что я обманул, будто он был в овраге с опилками вместе со мной и с Унистером. Что я соврал, будто Унистер нашел там труп. Тогда никто уже не станет разрывать осыпавшуюся гору опилок. Ему достаточно похоронить меня рядом со Штопором, и тут же для всех Штопор и я превращаемся в одного человека. Человека, исчезнувшего навсегда в черной садовой земле под желтыми розами. Ставкой была жизнь. Моя или его.
У него сильные руки. Но у меня руки тоже сильные, как и положено хирургу, У него крепкие плечи. Тяжелые и ужасно крепкие плечи, перевитые веревками мускулов, такие сильные, что он мог вручную вытащить мотор из-под капота или поднять автомобиль за задний бампер. Но я выносливый и жилистый, хотя и выгляжу хрупким. Убийца тяжелее меня на пятьдесят фунтов и на пять дюймов выше. Но мне двадцать семь лет, а ему уже сорок пять. У меня впереди больше лет, и мне предстоят лучшие годы, чем ему.
Мы молча боролись в темноте. Я навсегда запомню отвратительный запах его пота, щелканье беззубых челюстей и ужасные тусклые глаза. Прерывистое дыхание убийцы, стальная твердость его мускулов. У меня уже кружилась голова. Раненая нога словно горела огнем. Да, он был силен. Очень силен. Но я был на восемнадцать лет моложе и знал, как устроены его мышцы и кости. Я понемногу выворачивал лопату в сторону, заставляя убийцу ослабить хватку.
Почувствовав, что слабеет, он отпустил рукоятку и, тяжело дыша, выхватил из-за пояса нож с зазубренным лезвием. Он застонал сквозь зубы и судорожно взмахнул ножом. Но я успел подставить под удар лопату и тут же взметнул ее над головой убийцы. Я покончил с Декстером.
Да, я прервал цепь его убийств. Не замечая боли в ноге, я изо всех сил обрушил удар на его голову. Потом ударил еще раз. Третий удар наверняка был лишним, но у меня все плыло перед глазами. Я чувствовал себя усталым и разбитым. Наверное, с этого дня у меня всегда будет болеть нога от запаха желтых роз и черной земли в саду.
Лейтенант Розенблат угостил меня сигарой. Зеленой гаванской "Короной", которую я особенно люблю. Я почти не курю, потому что нервы и глаза хирурга всегда должны быть в форме, а ум его всегда должен быть острым. Но когда Розенблат вручал мне сигару, он сказал, что это особый случай.