Глория Торрес с улыбкой двинулась к прилавку и положила на стекло две шоколадки «Херши». Потом достала из сумочки кошелек, пока мистер Кан выбивал чек.
Глория протянула ему купюры, и тут в поле зрения шагнул третий человек – мужчина в черной лыжной маске и черном спортивном костюме. Он незаметно приблизился к по-прежнему улыбающейся Глории. Маккалеб посмотрел на счетчик времени – 22:41:39 – и, превозмогая себя, снова обратил взгляд на экран. Так жутко было наблюдать за драмой, разворачивающейся в черно-белом безмолвии. Мужчина в лыжной маске опустил правую руку на плечо Глории, левой поднес дуло пистолета к ее виску и без колебаний нажал на спусковой крючок.
– Пиф-паф! – объявил Арранго.
У Маккалеба потемнело в глазах. Пуля пробила череп девушки насквозь, из входного и выходного отверстия брызнул фонтан крови.
– Она даже не успела понять, что случилось, – пробормотал Уолтерс.
Глория дернулась и, ударившись о прилавок, стала заваливаться на нападавшего. Тот обхватил ее поперек груди, попятился и, заслонясь телом жертвы, как щитом, выстрелил в мистера Кана. Владельца магазинчика отбросило к стене. Согнувшись, он рухнул на витрину. Стекло треснуло. Мистер Кан лихорадочно шарил руками по прилавку, цепляясь за него, точно альпинист за выступы в отвесной скале, но, так и не найдя опоры, распластался позади витрины.
Нападавший опустил Глорию на пол, и она почти полностью скрылась из виду. В кадре оставалась только ее ладонь и безвольно раскинутые ноги. Стрелок подскочил к прилавку и, перегнувшись через него, уставился на мистера Кана, который исступленно шарил на нижней полке, роняя на пол стопки коричневых бумажных пакетов. Мужчина в лыжной маске пристально наблюдал за раненым. Наконец тот вскинул руку с зажатым в ней черным револьвером. Но не успел старик взвести курок, как грабитель хладнокровно всадил Кану пулю в лицо.
Болтая ногами в воздухе, убийца еще ниже перевесился через витрину и подобрал с пола стреляную гильзу. После чего выпрямился, опустошил кассу и повернулся к камере. Даже сквозь маску отчетливо просматривалось, как он подмигнул и что-то сказал в объектив. А потом быстро исчез из поля зрения.
– Подбирает две оставшиеся гильзы, – сообщил Уолтерс.
– Изображение без звука? – уточнил Маккалеб.
– Увы, – вздохнул Уолтерс. – Что бы ни говорил убийца, он явно обращался к самому себе.
– На весь магазин только одна камера?
– Одна-единственная. По словам опрошенных, Кан был редкостный жмот.
Далее на записи убийца мелькнул в кадре всего один раз, на пути к выходу.
Маккалеб невидящим взглядом уставился в экран. Несмотря на весь его опыт, он был потрясен чудовищностью преступления. Загубить две жизни ради небогатой выручки.
– Да, такого не покажут в «Сам себе режиссер», – хмыкнул Арранго.
Маккалеб хорошо знал такую породу полицейских. Непрошибаемые. Даже глядя на истерзанный труп, они пытаются юморить. Именно так работает инстинкт самосохранения: делай вид, что тебе по барабану, – сбережешь и нервы, и здоровье.
– Можно отмотать назад и включить замедленное воспроизведение? – попросил Маккалеб.
– Погодите, фильм еще не кончился, – предупредил Уолтерс.
– В каком смысле?
– Сейчас появится Добрый Самуил. – Уолтерс произнес имя на испанский манер, «Самуэль».
– Добрый Самуил?
– Добрый Самаритянин. Какой-то мексиканец забрел в магазин, увидел раненых и даже оказал первую помощь женщине. Кану она, увы, не понадобилась. После наш герой разыскал таксофон и… Кстати, вот и он.
Маккалеб снова припал к экрану. В 22:42:55 в кадре возник смуглый брюнет в джинсах и футболке. С минуту он помешкал, очевидно глядя на Глорию Торрес. После чего направился к стойке и перегнулся через нее. Кан распростерся на полу в луже крови. Широко распахнутые глаза смотрели в потолок, на лице и груди зияли жуткие раны. Хозяин магазина, вне всяких сомнений, был мертв. Добрый Самаритянин поспешил к Глории и, склонившись над ней, частично пропал из поля зрения. Однако уже через мгновение он вскочил и скрылся из кадра.
– Побежал искать на полках перевязочный материал, – пояснил Арранго. – Он обмотал ей голову скотчем, а рану закрыл прокладкой «Котекс» для максимального впитывания.
Добрый Самаритянин вернулся и принялся хлопотать над Глорией, хотя его манипуляции оставались вне зоны видимости.
– Камере не удалось взять его крупным планом, – добавил Арранго. – И вообще он смылся. Позвонил девять-один-один и был таков.