Прошло больше минуты и он так ничего и не вспомнил.
— А тот, который длинный, — продолжила Татьяна, — у него не маленькая голова была?
— А! Вспомнил! — лениво вскрикнул Прищепа. — У мелкого была белая футболка и шорты, как у того перца, который к нам сейчас идет.
Татьяна и ее отец повернули головы и увидели, что к ним от своей красной машины, на которую кивал Прищепа, направляется тот самый громила-толстяк с которым они поцапались в конторе по продаже промышленных кондиционеров.
— Его еще тут не хватало, — тихо произнесла Таня.
Тем временем толстяк подошел ближе и, тяжело дыша, злобно процедил Татьяне сквозь зубы:
— Ты, соска, ты че, в натуре, оборзела? Ты знаешь с кем говоришь?
— А я вообще с вами не говорю, — спокойно ответила Татьяна, — и мы вас сюда не звали, вы сами подошли.
— Я тебя пополам порву, поняла? — раздухарился толстый, еще больше потея от напряжения. — Певица… Что я вас певиц не знаю что ли? Шлюхи одни!
Видимо в конторе по продаже промышленных кондиционеров ему рассказали кто такая Татьяна. И толстый решил покуражиться, тем более, что препятствий никаких для этого он не видел.
— Слушай, ты, угомонись, — прервал поток оскорблений, сыплющийся изо рта громилы отец, — а-то ведь за язык длинный можно и ответить.
Толстый повернулся к отцу, который рядом с ним казался пацаном и замахнулся громадной пятерней:
— Ты че, козел? Уморщу, падла!
Он попытался толкнуть отца Татьяны в лицо ладонью, но тот голову убрал, кисть нападавшего перехватил, сам и зашагнул за спину толстяка так, что рука толстого оказалась вывернутой локтем вверх. Толстый завыл от боли, а отец Татьяны резким движением бросил его на землю, перекрутил ту же руку и уложил толстого на живот, удерживая его руку уже закрученной назад.
— Ай, ё, больно! — завопил толстый.
Отец Татьяны прижал его к земле коленом, нагнулся и прошептал на ухо:
— За «козла» там, где я еще недавно был, таких как ты желудей просто убивают. Но я тебя прощаю, потому что ты болван.
Сказав это отец Татьяны толстого отпустил в надежде на то, что этот мешок с говном поднимется и убежит. Но толстый и не думал бежать. Он поднялся и бросился всей своей массой на обидчика, сжимая между тем свою барсетку подмышкой левой руки. Одной только правой рукой толстый стал колотить по воздуху, стараясь попасть по отцу Татьяны, но тот упрямо уходил от ударов.
Толстяк разозлился и сильно запыхался. И вот когда он решил просто массой с разбегу сбить противника и придавить, отец, присев, самым немыслимым образом перекинул через себя эту тушу и толстый плашмя рухнул на газон. Он упал с такой силой, так тряхнул землю, что в соседнем доме подумали, что случилось землетрясение. Отец развернулся, как юла, и с разворота носком ноги «успокоил» нападавшего ударом в лицо. Голова толстого мотнулась, жирные щеки колыхнулись, как заливное, он хрюкнул и затих.
— Отпад! — восторженно произнес Прищепа.
— Вот так-то, понял, — гордо сказала Таня, — знай наших!
— Этот мужик твой телохранитель, что ли? — поинтересовался Прищепа, кивнув на победителя схватки свой замутненный взгляд.
— Папа мой, — ответила Таня, встав с лавочки и горделиво взяв отца под руку.
— Папа? — удивился наркоман. — Такой папа не бывает!
— Бывает, — ответила Татьяна.
— Пойдем отсюда, — предложил отец и сказал Прищепе, — тебе бы лучше тоже уйти, а то этот кабан очнется, может под горячую руку тебе накостылять.
— Я свалю, успею, а вы идите, — кивнул Прищепа.
Татьяна с отцом повернулись и быстрым шагом пошли прочь. Когда Таня с папой отошли метров на пять Прищепа, как хитрый шакал, быстро выхватил у поверженного толстяка его кожаную барсетку и опрометью бросился прочь. Толстяк, полежав еще минут десять, зашевелился, приподнял голову, осмотрелся, морщась от боли в голове и сказал громко:
— Ни хера себе я вчера перебрал!
По-видимому он не сразу вспомнил, что с ним только что случилось. Но постепенно память к нему вернулась, он громко выругался, поднялся с земли и, шатаясь, побрел к своей машине, продолжая громко ругаться по дороге и обещая отомстить.
Возле машины он вспомнил о своей барсетке в которой лежало полторы штуки «зеленых» и еще немерено «деревянных» рублей, права, паспорт, сотовый телефон и еще куча всяких бумаг. Он вернулся на то место где только что лежал, полазил в траве, заглянул под лавку и в кусты. Барсетки нигде не было.
— Ну твари, — рассвирепел толстяк, — я вас найду, на ремни порежу!!!
Он еще долго вслух проклинал и материл нехорошими словами «грабителей» стоя на месте, где его только что уронили. Прохожие испуганно поглядывали на свирепого громилу и старались побыстрее пробежать мимо. Тут толстяк заметил, что хотя бы ключи от его машины остались у него в шортах. Толстяк завел свой «Мерседес» и сразу же поехал в милицию заявить о «банде грабителей», которые средь бела дня напали на него, избили и отобрали барсетку.
Татьяна и ее отец прошли пару кварталов и зашли в маленькое летнее кафе, чтобы посидеть в тени, попить прохладного соку и обсудить что же им делать дальше.
— Пап, нам с тобой нужно съездить к Светлане в Жуковский, — сказала Татьяна, — поддержать ее. Она вчера пыталась отравиться, а вдруг снова захочет себя убить. Мне нужно с ней поговорить, ведь со смертью Игоря ее жизнь не кончена и нельзя так поступать, тем более, что она теперь в ответе не только за свою жизнь. Она же беременна. Вот мне самой сейчас хочется завыть волком от безысходности, но я как-то стараюсь себя сдержать. Потому что не время впадать в уныние, правда?
— Правда, — согласился отец и спросил. — А ты можешь съездить в Жуковский одна, без меня?
— А ты куда собрался? — с удивлением спросила Татьяна.
— Мне нужно встретиться с одним человеком, — пояснил отец.
— А что это за человек такой? — спросила Татьяна.
— Это один мой старый друг, — пояснил отец, — я думаю, он может нам помочь. Поэтому мне нужно с ним поговорить, прежде чем какие-то шаги предпринимать.
— Он милиционер? — спросила Татьяна.
— Не совсем милиционер, — уклончиво ответил отец, — но здесь в Москве он все-таки занимает некоторый «пост», поэтому может помочь.
— Ладно, поезжай к другу, — согласилась Татьяна, — я поеду в Жуковский к Свете, а вечером мы встретимся дома. Кстати, вот тебе запасные ключи. Если приедешь раньше меня откроешь и войдешь.
Татьяна полезла в сумочку, достала связку ключей и протянула отцу.
— А мы в милицию не пойдем к Шрымзе? — спросила Татьяна.
— Завтра с утра к нему сходим, — ответил отец, — попробуем уговорить его провести повторную независимую экспертизу в отношении смерти Игоря.
— И еще расскажем, что у нас есть свидетель, — добавила Татьяна, — который видел, что перед поджогом в студию к Игорю заходили два бандита.
— Боюсь, что твоего Прищепу признают невменяемым, — сказал отец, — он странноватый парень.
— Наркоман же все-таки, каким же ему еще быть?
— Вот это-то меня и смущает, — сказал отец, — ну, ладно, попытка не пытка. Поехали.
Он проводил Татьяну до электрички, следующей на Жуковский, а сам вышел на привокзальную площадь и взял такси.
Через некоторое время он появился возле неприметного ресторанчика без названия недалеко от центра, еще раз сверил адрес написанный на потертой бумажке. Он вошел в полутемный ресторан с низким потолком на котором светилось множество неярких плафонов. В помещении было практически пусто, лишь парочка клиентов о чем-то негромко переговаривались. К отцу Татьяны подошел охранник.
— Будете обедать? — спросил он.
— Мне нужно увидеть Сквозняка, — ответил отец Татьяны.
Охранник придирчиво осмотрел посетителя и спросил:
— Как вас представить?
— Краб, — коротко ответил отец Тани.
— Краб? — переспросил охранник. — И все?
Отец Татьяны ничего не ответил на этот вопрос, просто отошел и сел за ближайший стол. Охранник скрылся за тяжелой занавеской, а через минуту оттуда быстрым шагом вылетел мужчина среднего роста, примерно лет тридцати, весь испещренный наколками тюремной тематики. Он остановился в некотором отдалении от отца Татьяны, потом по театральному развел руки в стороны и воскликнул с нескрываемой радостью: