— А ты красивая выросла, — сказал отец, любуясь ей, — как мама…
Татьяна усмехнулась на этот неловкий комплимент и пожала плечами. Она не знала как разговаривать с ним — ведь отец был для нее практически чужим человеком. Пропадал где-то тринадцать лет, а потом вдруг объявился, позвонил матери в Киев, сказал что приезжает в Москву и хочет повидаться с дочерью.
Мама сначала отказывала отцу, не хотела, чтобы они встречались, но, видимо, отец чем-то смог ее убедить и она «сломалась». Сразу после этого телефонного разговора мама перезвонила Татьяне в Москву и недовольно сообщила о том, что ее хочет увидеть родной отец. Потом еще долго и нравоучительно внушала ей, что на самом деле отцом ребенка является не тот, кто его зародил, а тот кто его вырастил, тем самым намекая Тане на ее отчима. Татьяна выслушала мамину тираду, потом напомнила, что она уже давно совершеннолетняя и записав номер поезда и вагона, на котором прибывал отец, положила трубку.
Когда ей было лет десять-двенадцать, она полностью доверяла маме, которая, упоминая об отце делала хмурое лицо. Татьяна тоже делала хмурое лицо, вспоминая о том, что «папа их бросил» и не хотела его видеть. Она звала папой отчима. Зачем тогда ей нужен еще один папа, хотя бы он был бы и родной?
Но время прошло и ей нестерпимо захотелось увидеть того человека, которого мама любила и который брал ее на руки и подбрасывал высоко вверх.
— Ну, что пойдем? — предложил отец.
— Пойдемте, — согласилась Татьяна.
Она никак не могла говорить с ним на «ты». Отец заметил это, но не стал сразу же стараться сблизиться, промолчал и ничего не сказал на ее «пойдемте». Время пройдет и они еще даст бог подружатся. Отец пропустил Татьяну вперед в людской реке, текущей к вокзалу.
Когда они проходили мимо двух подвыпивших хулиганов, тот, что был Виталиком рыгнул и довольно громко прокомментировал:
— Ну, что, шалава, нашла себе старого козла и тащишься? Где ты его нашла такого потрепанного, в каком колхозе?
Он уже покачивался от выпитого алкоголя. Второй его сотоварищ опять залился дурацким смехом, смешанным с кашлем. Татьяна постаралась побыстрее пройти мимо негодяев, не обращая внимания, а когда минули их то, обернувшись, сказала отцу:
— Между прочим, это нам они сказали!
— Кто? — спросил отец.
— Вот те два хулигана, мимо которых мы прошли, — пояснила Татьяна, продираясь сквозь толпу.
— Я ничего не слышал, — ответил ей отец.
«Все ты слышал, — подумала Татьяна, — просто струсил. А ведь мог хотя бы им ответить, ведь твою родную дочь шалавой обозвали».
Первое впечатление об отце было сразу же смазано. На душе осталась какая-то горечь и обида. В самом деле, не ей же лезть в драку, отвечать на оскорбление, если рядом с ней идет мужчина. Возможно, мама отца и бросила за эту вот слабохарактерность и трусость. А на вид-то папаша мужик крепкий такой и не старый еще. Мог бы двух едва стоящих на ногах хулиганов потрясти за шиворот. Но сделал вид, что ничего не слышал.
Они выбрались на привокзальную площадь и остановились возле метро.
— У меня еще дела в Москве, — сказала Татьяна, — если хотите, поехали со мной. А можете поехать домой, я дам ключи. Но только я в пригороде живу под Пушкино, в поселке Лесной. Долго добираться, зато там дешевле жилье снимать.
— Нет, я с тобой поеду, если не помешаю, — сказал отец.
— Не помешаете, — ответила Татьяна, — даже лучше, если вы со мной будете, я вам кое-что покажу интересное. Сюрприз.
Отец хотел что-то сказать, засунул руку во внутренний карман своего допотопного пиджака, но неожиданно к ним подкатили от входа к метро две девушки лет тринадцати-четырнадцати и одна из них робко спросила:
— Извините, а вы та самая Татьяна?
— Да, я та самая Татьяна, — улыбнулась Таня.
— Ой, а можно автограф, — восторженно запищали девочки, — мы вас так любим, мы за вас голосовали!
Отец никак не прореагировал на это, даже отвернулся и отошел в сторону, что слегка обидело Татьяну и когда девушки получили свой автограф и отошли в сторону, она спросила:
— А вас не удивляет, что у меня автографы берут?
— Нет, — ответил отец, — не удивляет.
— И по телевизору вы меня не видели? — спросила Татьяна.
— Я телевизор не смотрю.
— А что же вы делаете? — спросила Татьяна. — В свободное время?
— У меня раньше не было свободного времени, — ответил ей отец.
Он опять попытался что-то сказать, но промолчал. Татьяна поняла, что ее родной отец стал слишком далек от нее за эти тринадцать лет и вряд ли теперь они найдут взаимопонимание. Где он был все это долгое время, когда она думала о нем? Жил в каком-нибудь далеком вологодском селе, ухаживал за коровами, водил трактор или что? На алкаша он вроде не похож. Почему же тогда он не смотрит телевизор?
«А-а, — догадалась Татьяна, — в своей деревне он ложится спать в девять вечера и встает в пять утра. У него наверняка какой-нибудь черно-белый «Сапфир», в котором давно уже сел кинескоп и оттого на экране видны только размытые тени». Отец стоял и молчал, как истукан, Татьяне стало как-то неуютно и она даже пожалела о том, что так долго мечтала об этой встрече. Она не знала как себя вести, ей захотелось убежать и скрыться в переходе к Казанскому вокзалу.
Но все-таки отец приехал к ней издалека и от этого факта теперь просто так не отмахнешься — придется потерпеть его какое-то время. А мог бы хоть и из деревни своей хоть какой никакой подарочек привезти для дочери, какой-нибудь маленький, незначительный пустячок с собой прихватить, ведь не видел свою родную дочь целых тринадцать лет. А она еще о кукле мечтала в детстве. А тут тебе фига с маслом. Приехал «папаша» с пустыми руками, как так и положено, стоит, как баран, и площадь трех вокзалов разглядывает. Таня напялила на нос темные очки и стала снова завязывать косынку, прибрав под нее свои рыжие волосы.
— Это зачем делать? — спросил отец, наконец обратив на нее взгляд.
— Чтобы не приставали с автографами в метро, — объяснила Татьяна.
— А на такси мы с тобой сможем доехать туда, куда тебе нужно? — спросил отец.
— Доехать-то можем, но у меня нет столько денег, — ответила Татьяна.
— У меня есть деньги, — сказал отец, похлопав себя по груди, где, вероятно, во внутреннем кармане пиджака находился бумажник.
«Ну, наконец-то, первый мужской поступок, — подумала Татьяна, — дождалась».
Она сняла платок, очки, сунула в сумку и они вышли на обочину дороги.
— Отойдем чуть-чуть от вокзала, — предложила Татьяна, — а-то тут таксисты дерут с приезжих втридорога.
Отец молча согласился и пошел за Татьяной. Он ни о чем не спрашивал и она ничего не рассказывала, словно не было между ними пропасти в тринадцать лет и не о чем было говорить, нечего было узнавать друг о друге.
Татьяна внезапно подумала о том, что вот так безмолвно поживет у нее отец дня два-три, уедет и пропадет опять лет на десять-пятнадцать. Ни она ему не нужна, ни он ей не нужен. Повидались, не нашли общих точек соприкосновения и расстались.
— А вы надолго в Москву? — спросила Татьяна, чтобы нарушить молчание.
Отец помолчал и попросил:
— Таня, а ты можешь называть меня на «ты»? А-то как неродные…
— Могу, — ответила Татьяна.
И подумала: «А мы итак, как неродные. Я могу говорить вам «ты», то это ничего не изменит».
— Я в Москве проездом, — ответил отец на заданный ранее ей вопрос, — просто очень захотелось тебя увидеть.
«С чего бы это вдруг, — подумала Татьяна, — тринадцать лет не видел, ни строчки не писал, не звонил и вдруг появился?».
И тут Таню осенило! Конечно же, он ей нагло врет о том, что ее по телевизору не видел! Наоборот же, увидел у себя в деревне по телеку, что его дочь выбивается в «звезды» и быстренько привалил в расчете на то, что у нее теперь денег куры не клюют! Приехал в столицу «бедный родственник» поживиться дочкиными гонорарами. И шикует, типа, есть у меня деньги на такси! Небось корову продал, чтобы в Москву добраться. Татьяне папаша стал противен, но говорить ему об этом она, конечно, не стала.