Тут Петровский замолчал, выдержал театральную паузу, интригуя приникших к телеэкранам телезрителей.
— Родным отцом певицы Татьяны, — с торжеством продолжил олигарх, — является известный в определенных кругах рецидивист-уголовник по кличке Краб. Когда-то он был офицером морской пехоты, воевал в Чечне. На его счету несметное количество случаев мародерства и гибели безвинных людей, его рота была грозой местных жителей, по правде говоря просто бандой, которая терроризировало местное население. Вот из-за таких командиров, как Краб, чеченцы и стали оказывать активное сопротивление российским солдатам и мы не могли навести порядок в этой независимой республике. А все потому что целью таких вот «командиров», а я бы лучше сказал «атаманов» были только грабежи, насилия и незаконное обогащение. Кончилась карьера этого «командира» бесславно. Будучи в состоянии сильного алкогольного опьянения Краб нанес тяжкие телесные повреждения своему непосредственному начальнику, честнейшему человеку, гордости российской армии полковнику Собакину, который попытался навести порядок в подразделении Краба.
— А мне Саша не так все рассказывал, — произнесла ошарашенная Татьяна, — совсем по другому.
— Погоди, послушаем, — сжал ее руку отец.
— Краба посадили в колонию, — продолжил Петровский, — но, как вы понимаете, грабителю, мародеру и насильнику зона как дом родной. Он немедленно примкнул к блатным и стал в их ряды. За восемь лет Краб не раз вступал в конфликт с администрацией, провел в общей сложности около года в одиночке за нарушения дисциплины и постоянные драки с осужденными. В преступном мире отец певицы Татьяны Краб имеет непререкаемый авторитет, а в Москве его поддерживает одна из самых мощных преступных группировок. Об этом говорит тот факт, что недавно Краба арестовали за грабеж с нанесением тяжких телесных повреждений и в этот же день отпустили на свободу. Крабу и тем, кто стоит за ним очень хочется, чтобы его дочь стала знаменитой певицей и он прикладывает все усилия, чтобы достичь своей цели. По правде говоря, я отговаривал свою дочь от участия в конкурсе, я подозревал, что будут инсинуации, будут гнусные извращения фактов. Но я никогда не думал, что дело дойдет до такого накала. Уголовники рвутся не только во власть, но и в шоу-бизнес. Я не призываю вас голосовать за свою дочь, но я прошу вас голосовать сердцем и не допустить на музыкальный Олимп ставленницу воров и грабителей!
Петровский пропал с экрана. Татьяна и Света переглянулись. Отец отошел в сторону и присел на диван.
— А я не верю ему, — сказала Светлана, — я хоть вас и мало знаю, но на бандита вы не похожи!
— Тем не менее, Света, я сидел в тюрьме восемь лет, — ответил отец Татьяны, — и я общался с бандитами, с отморозками и матерыми убийцами. Я не хотел тебе, Татьяна, говорить, что твой отец уголовник со стажем. Я не хотел, чтобы ты это знала…
— Но ты ведь попал в тюрьму за то, что заступился за погибших солдат и наказал подонка полковника, — воскликнула Татьяна, — я тебя совсем не осуждаю ничуть. Просто мне теперь понятно, почему ты мне не писал. Ты не хотел, чтобы я знала, что ты сидишь в тюрьме! Правда?
— Не совсем, — сказал отец, — ведь я писал тебе, но на это письмо мне ответила не ты, а твоя мама. Она написала, что меня у тебя нет и не было никогда, и что тебе не нужен отец, который сидит в колонии.
— А оказалось что нужен, — тихо произнесла Света.
— Я подумал, что твоя мать наверное права, что так написала мне, — продолжил Краб, — ведь у меня жизнь совсем другая, она непохожа на вашу. Я всю жизнь воевал, у меня не было своего дома. Меня могли убить каждую секунду и раньше, когда я был морпехом и потом, когда я сидел в зоне. А у вас была своя жизнь — музыка, семья, уютный домик в центре Киева. Я никак не вписывался в эту жизнь.
— Теперь ты вписался как надо, — сказала Татьяна, — если бы не ты, меня бы уже и на свете бы не было, наверное. Ведь этот гад Петровский ни перед какой гнусностью не остановится!
— Петровский намеренно переврал все, — сказал Краб, — я никакой не уголовный авторитет. Просто я спуску никому не давал, пока сидел и за это меня уважали и блатные, и беспредельщики, и администрация. Но в речи Петровского меня более всего он не мою персону задел. Он, когда говорил, что мы, морпехи мародеры и насильники оскорбил не меня лично, он оскорбил память всех ребят из моей роты, которые полегли в Чечне. Никогда никто из моей роты не мародерствовал, не грабил и никого не насиловал. Мы были морскими пехотинцами, элитой российских войск и Петровский плюнул в лицо всем, кто носил и носит черные береты.
— Да, — воскликнула Татьяна, — мне и Саша рассказывал, что вы на более трудных участках всегда…
— Что он тебе еще рассказывал? — спросил отец.
Татьяна, сбиваясь, слово в слово передала отцу рассказ Александра о том как ее отец спас его в Чечне и обо всех неприятностях с полковником Собакиным.
— Все так и было, как Санек рассказал, — кивнул отец, — это очень плохо, когда людьми командуют балбесы. Но если это происходит на гражданке, это не так страшно, как на войне. Одно дело когда директор школы тупой осел или главврач больницы дурак — это очень плохо, потому что в первом случае из школы выходят такие же тупые ослы, как директор этой школы, а во втором от неправильного лечения умирают люди. Но когда в армии солдата на смерть посылает человек в погонах, который совсем ничего не смыслит в военном деле и гибнут двадцатилетние пацаны, этого я никак понять и оправдать не мог. Я все время думал — кто его только на эту должность назначил? А потом как-то случайно узнал, что Собакин был родственником какой-то «шишки» из правительства и они вместе с этой «шишкой» что-то «мутили» в Чечне, зарабатывали деньги на крови солдат. Я был простой командир роты, я видел как зазря гибнут те, кого мне поручили сберечь и поэтому сделал то, что мог. Я просто подошел к Собакину и надавал ему по физиономии.
— И тогда тебя посадили? — спросила Таня.
— На восемь лет, — ответил отец, — а когда я уже очутился на зоне, полковник и его «шишка» родственник все никак не могли оставить меня в покое. Однажды они наняли людей из «отморозков», чтобы они меня в бане «опустили». Это я еще первый год сидел тогда. Я им троим переломал ребра и челюсти, а еще трое убежали.
— Ого! — одновременно воскликнули Света и Татьяна.
— Но это было только началом, — сказал отец, — дальше было больше. Поняв, что нахрапом меня не взять, они стали действовать хитро. На меня давила администрация, я сидел безвылазно в одиночке, два раза меня чуть не зарезали ночью. Я, хоть и был всегда настороже, но понимал, что когда-нибудь засну и не проснусь. Полсрока я был в постоянном напряжении. Вот это была тренировка на выживаемость, я слышал во сне и научился видеть ушами. Я не хотел проиграть полковнику этой дуэли и не проиграл. Вернее это у него не получилось довести дело до конца.
— Почему? — с интересом спросила Татьяна.
— Как-то неожиданно на пятый год моей отсидки все покушения на меня вдруг прекратились, — ответил отец, — оказалось, что полковника Собакина вместе с его высокопоставленным родственником все-таки арестовали и тоже посадили за их грязные махинации. После этого пару лет я жил спокойно, работал, ждал освобождения. Но вдруг однажды в зоне случился конфликт между ворами и беспредельщиками. Как-то так получилось, что беспредельщики задели меня, хотя я держал нейтралитет. Мне пришлось тогда влезть в драку и я спас от ножа «приближенца» от воров Сквозняка.
— А кто это «приближенец»? — спросила Татьяна.
— Человек приближенный к ворам, но не вор, — ответил отец, — он может впоследствии стать вором в законе, а может и отойти от дел, заняться чем-то другим. Тогда ночью я к Сквозняку ездил, это он нам помогал. А сегодня утром его невесту Серый убил в перестрелке.
— Убил? — в один голос воскликнули Татьяна и Света.
— Она так хотела с тобой Таня познакомится, она твоя поклонница, меня о тебе расспрашивала. Но не получилось, убили ее. Сколько смертей в жизни видел, девчонки, а привыкнуть никак не могу.