– Наши знания о человеческом теле очень ограничены, Зефирина, но я заметил, что подобные знаки нередко возникают через много поколений, и люди эти как бы обретают свои исконные силы, почерпнутые из первоисточника. Ваших детей ждет великое будущее, Зефирина!
– О! Скажите, Мишель… – умоляюще попросила молодая женщина.
Трижды пропел петух. Мишель Нострадамус вздрогнул.
– Идите, вам пора, дорогая… ваш муж проснулся. Он – ваша жизнь!
Зефирина спустилась в спальню, где в кровати под балдахином спал Фульвио. Он заворочался, ища жену. Зефирина быстро скользнула обратно в кровать и крепко прижалась к мужу. Фульвио, ее любовь!
На следующий день супруги Фарнелло отбыли в Италию. Зефирина везла на руках маленького Саладина.
– Прощайте, Нострадамус.
– Прощайте, божественная Зефирина.
Великий маг удержал ее руку.
– Теперь моя очередь задать вам последний вопрос. Почему вы так назвали меня: «Нострадамус»?
– Nec pluribus impar! – лукаво ответила Зефирина.
– Не уступающий и множеству! – повторил удивленный Мишель.
– Maqister dixit (мэтр сказал), – смеясь, бросил Фульвио.
– Sardine! Salamalees![196] – каркнул Гро Леон, и тяжелая карета тронулась в путь.
Своей тонкой рукой Мишель провел по лбу. Выглянув в окошко, Зефирина увидела, как одинокая темная фигура двинулась к дому из темно-красного кирпича, залитого лучами яркого солнца.
– Князь Фарнелло возвращается! Вместе с женой и детьми! – доносилось со всех сторон.
– Суза… Турин… Верчелли… Палестро… Милан… – Зефирина вдыхала знакомые запахи аканта и жасмина. Взволнованный Фульвио показывал ей апельсиновые, оливковые и лимонные рощи, холмы, покрытые виноградниками, восхитительные долины. Видя сей благодатный край, кто бы мог подумать, что еще совсем недавно здесь полыхала война? Впрочем, кое-где встречались разрушенные деревни, однако князь нигде не видел испанских отрядов.
– Вот, мадам, мы и приехали!
Мадемуазель Плюш показала пальцем на дворец Фарнелло.
Взволнованные, Фульвио и Зефирина остановили кортеж. Они смотрели на серебристо-стальные воды реки, извивавшейся у подножия холма, и комок подступал у них к горлу. На этом холме стояла деревня и высился замок.
Издалека все казалось нетронутым: три башни, донжоны. Колоннада и резные карнизы по-прежнему придавали строению внушительный и одновременно изящный вид.
Однако по мере того, как они продвигались вперед, все заметнее становились повреждения, нанесенные войной.
– Ах, дьявол рогоносец! Черт побери!
Потрясенный Ла Дусер вместе с Зефириной и Фульвио обнаруживал, что прекрасные мраморные статуи разбиты, великолепные черные кипарисы вырублены, фонтаны пересохли. Жители деревни покинули свои дома.
– Фульвио! О, Фульвио!
Со слезами на глазах Зефирина въезжала в разоренный замок, в который когда-то приехала, чтобы встретиться с людоедом Фульвио.
Над колоннами, завершавшими монументальные ворота, возвышался наполовину разбитый герб князей Фарнелло. Леопард с золотой пастью на лазурном фоне с идущей по верху надписью золотыми буквами: «Я хочу!»
Обняв Зефирину, Фульвио заставил Зефирину поднять голову вверх:
– Думаю, мне придется сменить девиз моих предков и написать: «То, чего хочет женщина!»
– Фульвио… – взволнованно пробормотала Зефирина.
С окружающих холмов им навстречу бежали попрятавшиеся там крестьяне. Они образовали живой коридор, по которому ехал их князь, повелитель их маленького государства.
Фульвио и Зефирина приветствовали всех, поднимали на руки детей. Сопровождаемые радостными криками, они въехали на мраморную эспланаду.
С Саладином на руках Зефирина ступила на землю перед дворцом. Целая армия вандалов прошла здесь. Широкая лестница из розового мрамора была разрушена пушечными ядрами; некоторые еще валялись кое-где среди травы.
Перешагивая через пробоины и заросли крапивы, Фульвио проложил путь жене и спутникам.
Внутри дворца было еще хуже. Двери и позолоченные панели выдраны, великолепная мебель, столики, консоли, кресла – все было сожжено в большом камине, зеркала разбиты, картины современных художников – Микельанджело, Рафаэля – испорчены…
Все, все было сожжено, разрушено, разграблено, серебряная посуда украдена, перегородки обрушены, крыша продырявлена. Не сохранилось ничего. Ни одной кровати, ни единого тюфяка.
Фульвио, грозный и отважный князь, бесстрашный воин, непобедимый Павийский Леопард, молча опустился на полуразрушенную ступеньку и в отчаянии смотрел на опустошенный войной замок.
Близнецы, Луиджи и Коризанда, чувствуя, что мрачная атмосфера сгущается, орали один другого громче на руках у Плюш и Эмилии.
– Господь небесный, – причитала Плюш, – никогда король Артур не видел подобных разрушений!
– Spadassins! Sassager![197] – с отвращением прокаркал Гро Леон.
Отважные оруженосцы Паоло, Ла Дусер и Пикколо, кажется, тоже утратили остатки мужества.
После стольких страданий, после столь долгого и тернистого пути, они, наконец, достигли цели – и пришли к развалинам…
Они опустили руки, сраженные неожиданным несчастьем.
Удрученная Зефирина также не могла оторвать взора от руин. Внезапно она обернулась к своим спутникам, затем перевела влюбленный взор на Фульвио. Ее прекрасные зеленые глаза радостно заблестели.
Засучив длинные рукава платья, она объявила:
– Ну, что ж… за работу!
ЭПИЛОГ
НАВЕКИ!
Живя в Ломбардии, супруги Фарнелло пользовались всеобщей любовью. Слава Леопарда и Саламандры перешагнула далеко за границы их владений. В их заново отстроенном дворце собирались художники, поэты, музыканты, ученые.
Разумеется, в замке Фарнелло занимались политикой и даже строили заговоры… Но целью их всегда были только pax et amicitas[198].
Мортимер де Монтроз нанес визит высокородной даме Зефирине. Английский герцог и итальянский князь встретились в третьем поединке, однако дело ограничилось несколькими царапинами.
Утихомирившись, они стали обмениваться новостями. Сменив в своей стране веру, Генрих VIII решился отрубить голову своей дорогой и неверной Анне Болейн.
Зефирина пожалела несчастную.
Дети – Луиджи, Коризанда и Саладин – подрастали, красивые и отважные. Словно во сне, Зефирина каждое утро наблюдала, как они храбро садились на маленьких пони.
Ла Дусер возложил на себя обязанность по воспитанию детей и, как заботливая мамаша, все время покрикивал:
– Черт возьми! Ах, ты дьявол рогоносец! Чертенок!
Мадемуазель Плюш влюбилась. Вскоре она вышла замуж за помощника нотариуса, который был на пятнадцать лет ее моложе и с восхищением взирал на свою пылкую Артемизу.
Пикколо женился на Эмилии.
Фульвио и Зефирина щедро одарили их. Только Паоло остался холостяком, преданным псом своего обожаемого Леопарда.
Гро Леон свил гнездо с толстой подругой, такой же черной как он сам. Подругу назвали Сидони. Она не замедлила отложить кучу яиц, откуда вскоре вылупилась дюжина симпатичных птенчиков, столь же болтливых, как их отец.
Однажды княгиня Фарнелло с удивлением увидела, как какой-то дворянин в сопровождении малочисленной свиты остановился перед их дворцом.
Это был император Карл V, облаченный, как обычно, в костюм печального черного цвета.
– Вы… вы бежали… Ma… мадам, словно на… настоящая… прохиндейка! – говорил император, пока Зефирина склонялась перед ним в глубоком реверансе.
– Ваше величество очень огорчает меня! – воскликнула Зефирина.
– И… и что… же… ма… мадам, по… почему?
– Ах, сир! Потому что «прохиндейку» можно срифмовать с «австрийкой», а там и рукой подать до «Австрии», – не моргнув глазом, ответила Зефирина.
Позади короля дон Рамон де Кальсада и князь Фульвио задыхались от смеха.
– А «Карл V»? – помолчав, мрачно продолжил допрос король.