Здоровяк, поджав хвост, протянул свою огромную руку Грачеву. Тот не мог встать без посторонней помощи, так как из-за того, что он давно не напивался, координация отказывалась подчиняться ему. Вдобавок разнылся локоть. Поэтому он не стал отказываться от помощи, хоть и обидчика.
Пьянство Грачева продолжилось. Громила отошёл в сторону, изредка бросая взгляд исподлобья на безутешного полицейского. Тот его не замечал, погружаясь в свою спасительную попойку. Домой Грачев попал только в три часа ночи и на такси. Машину пришлось оставить у бара. В родных стенах его ожидала пустота и зверский холод: в гостиной и на кухне были распахнуты настежь окна. От места смертоносной аварии осталось единственное напоминание в виде вмятины на крепком стволе дерева.
Грачев упал на диван в гостиной, не найдя в себе ни силы ни желания идти в спальню, которую делил с погибшей. Он накрылся своим же грязным пиджаком и через несколько минут громко захрапел.
Глава 3
Белый потолок с двумя длинными лампами, по которому скользили солнечные лучи – первое, что увидел Максим по пробуждении. Не понимая, что происходит, он помотал головой с закрытыми глазами из стороны в сторону, словно это могло ему чем-то помочь. Мысль о том, что он лежит в больничной палате, казалась слишком абсурдной. Вот лежал себе под открытым ночным небом, а теперь – вот, непонятно где и зачем. Ах, его же зверски избили.
– Привет, братишка! – внезапно услышал Максим из уст младшей на 7 лет сестры. – Ты так долго выкарабкивался, что я начала побаиваться, что ты…
Девушка запнулась, когда Максим обратил на неё смутный взор, и опустила голову со светло-русыми волосами до плеч. Хоть Максима переполняло гадкое ощущение из сухости во рту и сильной боли в нескольких местах, но мимо его внимания не прошло незамеченным то, что любимая сестра стала тихо плакать. Ладони скрывали её хорошее личико, а осанка сгорбилась, как у старушки.
– Ну, что ты! Лера, всё же в порядке… Где доктор?
– Вот я глупая! – воскликнула та, и хлопнула себя по лбу ладонью, – он же приказал мне позвать тебя, как только ты очнёшься! А я сижу и развожу сопли.
Кончик тонкого носа и серые глаза девушки алели, как и пухлые губы. Девушка словно устыдившись своей ранимой натуры, быстро покинула палату. Максим остался один в палате. Теперь он старался осмыслить происходящее. «Руки и ноги вроде шевелятся» – подумал он с удовлетворением, – «значит, калекой не останусь». Это означало хуже смерти, ведь Лере пришлось бы всё бросить и ухаживать за ним долгие годы. Но всё обошлось.
Максим поймал себя ан мысли, что ему душно. Из открытого окна веяло тёплым воздухом, даже жарким, хотя солнца не было видно за серым небом. Да и Лера была в лёгком сарафане… Ровный высокий лоб молодого человека покрылся испариной. Сколько же времени прошло? Для конца апреля это слишком, а значит… Он не решился продолжить свою догадку.
Ждать доктора и сестру не пришлось слишком долго. Вскоре в палате появился высокий мужчина с идеально уложенными на косой пробор тёмными волосами и гладко выбритым лицом. Улыбнувшись, тот продемонстрировал, что при наличии актёрских способностей он мог бы посоревноваться с самим Джорджем Клуни.
– Мои поздравления! Ваш приход в сознание для нас сродни чуду! Сегодня стоит считать, простите за тавтологию, вашим вторым днём рождения.
Максим узнал, что пребывал в пограничном состоянии между жизнью и смертью почти три недели: нанесённые ему увечья вылились в повреждения внутренних органов, от чего произошло кровотечение. Произошло падение в кому, и сестру готовили к тому, что она останется ещё и без брата, которым был ей и опекуном.
– Позавчера у вас случилась клиническая смерть. Вы были мертвы целых три минуты. Как только мои коллеги решили, что пора констатировать неизбежное, так Вы тут же ожили. Заставили же Вы нас понервничать.
Слушая доктора, Максим едва мог поверить его словам. Да, избили его сильно, но чтобы так… ему касалось, чтобы умереть – требовалось более серьёзное.
Когда доктор покинул палату, взяв с Леры обещание покинуть пациента через двадцать минут. Она воспользовавшись этим, рассказала, что жила у дяди, но мечтала, чтобы брат пошёл на поправку. Максиму стало стыдно, что лишил любимую сестру душевного спокойствия, особенно в пору последних школьных будней со всеми контрольными. Но заверила, что стойко всё сдала, не оставив учителям повод огорчаться её успеваемостью.
Доктор не спешил давать разрешение на выписку, приговаривая, что Максим был слишком плох, чтобы скоропалительно возвращаться в родные пенаты. Только спустя неделю тщательного осмотра он соизволил дать желаемое добро.