– Проснулись, тесть! Долго же вы спали.
– Развяжи меня и Милену, не твори глупости! И никакой я тебе не тесть!
– И это говорит человек, пожелавший сгореть мне в аду. Кстати, в аду у меня явно тёпленькое местечко, так что зря бросаетесь проклятиями.
Хоть Макс не смеялся, но Грачеву его слова показались полной насмешкой. Холодок прошёлся по спине, но полицейский мог бы поклясться, что он не являлся следствием от валяния на голом холодном полу. Максим стоял так ровно, что производил впечатление статуи.
– Отпусти хотя бы Милену. Ты же её любишь, а значит, тебе должно быть противно причинять ей боль.
Лицо Максима скривилось, от чего сходство в лучах света от свечи с дьяволом только усилилось.
– Люблю… А она меня любила? Если да, то почему так поступила со мной? Разве предательство можно оправдать? Зачем она тянула до самого дня свадьбы, выставив меня идиотом перед друзьями и малочисленными родственниками? Знаете, как на меня смотрели? С жалостью! Терпеть такое не могу!
Грачев не отвечал, так как понимал, что вопрос про мотивы Милены – риторический, и Макс просто выговаривается.
– Меня никто так не унижал. Милена даже не удосужилась позвонить и сказать лично, что финита ля комедия. Я бы понял и смирился, с кем не бывает. Но нет, она бежит трусливо под папашкиным руководством и прячется в поганой церкви! Это так смешно! Почему именно церковь? А?
Грачеву не хотелось даже произносить то, что покажется любому скептику полной чушью. Однако выбора ему не оставляли.
– Мы посчитали, точнее, только я… Что ты туда не посмеешь сунуться. Но ты додумался орудовать с помощью огня…
Максима, казалось, услышанное несколько удивило, от чего не заметил, как наклонилась свеча и капнула своей слезой на руку. Тот чертыхнулся и вернул свече прежнее равновесие.
– Почему я не смею соваться в церкви? Говорите сейчас же!
– Потому что сущность внутри тебя не пустит туда…
Глаза Максима забегали из стороны в сторону, выдавая напряжённую умственную деятельность. Ведь он никому не рассказывал о том, что совершил сделку. Об этом знала только Аза, которая давно покоится в могиле, пожираемая червями.
– Что вам известно обо мне? – Макс подбежал к Грачеву, едва удерживая свечу так, чтобы она не капала. – Отвечайте сейчас же!
– Неизвестная цыганка прислала мне письмо, которое следовало доставить мне после её преждевременной кончины. – начал Грачев, осознавая, что молчанием ничего не добиться. – Я вначале не придал значение тому, что она написала. Мало ли как могут пошутить, но мы действительно обнаружили её труп. Мне было страшно даже предположить, что она говорила правду.
Далее следовал подробный рассказ о том, что было известно Грачеву. Макс ошарашенно глядел на него, прислонившись к стене. Конечно, Грачев не стал упоминать о том, что занимался расследованием прошлом и настоящем избранника своей дочери.
– Милена говорила тебе, что случилось недавно? – спросил он, когда Макс по-прежнему сохранял молчание.
– Нет, она отказалась со мной разговаривать.
– И только поэтому ты приложил ты?
– Да она сама… Споткнулась на лестнице и упала. Я ни за что не стал бы поднимать на неё руку!
В голосе Максима улавливалось задетое самолюбие. Грачев решил, что почва достаточно постелена для того, чтобы внушить Максу не делать рокового шага.
– Слушай, Макс… О твоей связи с этими убийствами никто не знает, – здесь Грачев слукавил, потому что Бобров всё же читал послание, хотя возможно он и забыл про содержание прочитанного. – Неужели ты готов запятнать своё имя уже реальным криминалом?
Максим издал громкий вздох.
– Вы не понимаете, я не могу жить прежней жизнью! – едва не кричал он, – если вы думаете, что я едва осознавал происходящее, то ошибаетесь! Я всё понимал, и меня это мучило… Хотя нет, по-прежнему мучает! Я не должен был умереть на операционном столе, когда под моей опекой сестра! Ведь это из-за меня она осталась круглой сиротой! Мои руки в крови, и лишь забота о ней могла бы как-то искупить мою вину перед ней, а также перед родителями! А потом меня отмутузили до полусмерти. Знаете, о чём я думал, лежа перед неоновой вывеской? О Лере. Не факт, что дядя вновь возьмёт её под опеку, как когда-то после гибели родителей. Я не мог подвести её во второй раз!
Грачев молча слушал то, что и так знал. Ему было жаль парня. Тот просто баловался травкой, оставив косяк непотушенным. Обыкновенная досадная ошибка, и теперь Макс воочию обнажая все свои чувства, с которыми ему приходиться жить. Быть убийцей собственных родителей – грех, который никогда не сотрётся из сознания и не притупится.