— Хорошо, — начала она дрожащим голосом. — Итак, я знаю, что все вы связаны этим… Проклятием Крови. И есть только одна женщина во всей Вселенной, с которой ты сможешь быть, когда появятся Знак и звезды… и все такое… — Джоэль откашлялась. — И я знаю, что ты никогда не сможешь полюбить человека… и ты действительно, действительно старый, но… — ее голос сорвался, глаза наполнились слезами, и она начала задыхаться.
— Джоэль? — Маркус совершенно запутался.
Что она пытается спросить? И почему вдруг интересуется Проклятием Крови? Может, у нее есть вопросы о том, что произошло с Шелби? Или ее семья уже получила известие о Натаниэле и Джослин? И, что более важно, почему она оскорбляла его? Какое отношение его возраст имел к чему бы то ни было?
Старый — не очень-то вежливо с ее стороны.
— Маркус, — сказала Джоэль раздраженно, пытаясь сдержать слезы, — ты что на самом деле такой слепой?
Он, возможно, что-то пробормотал, но не был уверен.
Она вздохнула.
— Разве ты не видишь, что я влюблена в тебя? Что я всегда была абсолютно и безнадежно влюблена в тебя? Что я не могу больше есть, спать или дышать, настолько я в тебя влюблена! — слезы потекли по ее нежному лицу, и она отвернулась, смущенная, но, видимо, по-прежнему полная решимости.
Маркус смотрел на ее маленькую, хрупкую спину в оцепенении. Слышал слова, но не мог понять. За многие века своей жизни он слишком хорошо узнал, какую власть их вид имел над человеческими женщинами, что стало одной из причин, почему он жил в таком одиночестве — почему у него было так мало страстных интерлюдий — но эта женщина точно знала, кто он. Кроме того, Джоэль Паркер была очень, очень молода.
И была человеком.
Маркус вздохнул.
— Джоэль, ты молода. Ты еще не знаешь, что чувствуешь. И не встретила человека, который выбьет у тебя почву из-под ног. В любом случае, ты не моя судьба. И да, существует только одна женщина, к которой я уйду в тот же момент, как увижу Знак. Большее, что я могу сделать, это причинить тебе боль, — он замолчал, что-то обдумывая. — Я найду другую экономку. Тебе не обязательно продолжать работать в такой… неудобной ситуации. Мне жаль, я не имел ни малейшего представления.
Джоэль развернулась, явно ошеломленная. Убитая горем. В абсолютной панике.
— Я признаю, Маркус, что не ожидала, будто ты признаешься мне во взаимной бессмертной любви, — ее голос поднялся, по крайней мере, на октаву. — Но не думала, что буду уволена! Или что ты просто так скажешь, что не хочешь меня, и мне нужно уйти, потому что я не твоя судьба, — она спрятала лицо в ладонях, почти в истерике.
— Это не то, что я конкретно…
— О мой Бог! — выпалила она. — Что я наделала? — ее плечи задрожали, а затем она начала неудержимо рыдать, снова поворачиваясь к нему спиной.
Маркус посмотрел на небо, почти ожидая увидеть Кровавую Луну, учитывая ту интенсивность эмоций, которая исходила от нее.
Он почти желал этого. Все что угодно. Лишь бы остановить страдания бедного ребенка… лишь бы она перестала плакать.
Нежно положив руку ей на плечо, он прошептал:
— Джоэль, ты должна остановиться. Я сотру твои воспоминания об этой ночи. Если хочешь, я могу полностью стереть твои чувства ко мне. Возможно, направить их на кого-то более подходящего? Есть ли кто-то, кого еще ты могла бы…
Джоэль развернулась и посмотрел на него, на этот раз еще более уязвленная, чем раньше. Без преамбул она ударила его так сильно, как только могла, прямо в грудь открытой ладонью.
Потрясенный, Маркус попятился назад. Хотя он вряд ли почувствовал удар, низкое предупреждающее рычание инстинктивно вырвалось из его горла.
— О Боже мой! — закричала она. — Ты только что зарычал на меня? Ты зарычал на меня! У тебя действительно нет сердца, не так ли? Ты как пещерный человек! — она осела на землю, закрыла лицо руками и всхлипнула. — Ты ведь и в самом деле такой, знаешь? Все считают, что у тебя нет такта. Ты редко проявляешь сострадание. Большую часть времени ты просто чертовки пугающий, рычишь на всех и каждого, приказываешь своим братьям как тиран, сметаешь все на своем пути в надежде, что от тебя будут держаться подальше, — она покачала головой. — Но я не могу… потому что люблю в тебе все. Даже те ужасные… отталкивающие… неприятные черты, из-за которых все остальные тебя боятся, — слезы полились рекой.
Маркус увидел и услышал достаточно.