Тристан не ожидал ничего подобного.
Нападение было таким стремительным, что ему понадобилось несколько секунд, чтобы осознать произошедшее.
Время словно остановилось.
А потом огромный мужчина закричал, настолько мучительно, что земля содрогнулась под ними. Все еще находясь в шоке, он попытался вскочить на ноги, повернуться и бороться, но был слишком слаб. Оставляя за собой реки крови, он упал на колени к ногам смотрящего на него с ненавистью вампира.
Джослин закричала в ужасе от того, что увидела — всепоглощающий гнев, который горел как олимпийский огонь в глазах Натаниэля — вампир стоял там и наблюдал за истекающим кровью охотником, его подобные кинжалам клыки полностью удлинились, рот искривился в беспощадном презрении. Он спокойно сделал шаг назад, как будто ожидая, когда боль полностью охватит тело оборотня.
Тристан наклонился вперед и только тогда рассмотрел свои половые органы. Воздух покинул его легкие, и его лицо вытянулось. Ошеломленный и дезориентированный, он встретил пристальный взгляд Натаниэля. Открыл рот… но не издал ни звука.
Натаниэль наклонил голову.
— Не так ты планировал вечеринку, да? — его голос был словно лед: резкий, холодный, неумолимый. Он приблизил свое лицо к ликану. — Я говорил тебе, если ты хоть пальцем коснешься моей женщины, я сдеру с тебя кожу.
Вампир посмотрел на то, что держал в руке, и нахмурился с отвращением.
— Я полагаю, это подойдет.
И тогда он нагнулся, запрокинул голову Тристана назад, схватив за густую гриву волос, и погрузил свой кулак в раскрытый рот ликана, проталкивая его в горло, погружаясь все ниже, глубоко в полость груди, от натиска мышцы и сухожилия разрывались, а кости и суставы ломались… и кровь выстреливала фонтанами. А потом Натаниэль вытащил свою руку, потянув за сердце с такой грубой силой, что орган поддался так легко, словно был не больше, чем йо-йо на веревочке.
Последние слова Натаниэля сочились ядом.
— И я обещал, что вырву твое сердце через горло.
Тристан моргнул два или три раза, давясь собственной кровью, и медленно упал на землю кучей искалеченной плоти. Последнее, что он видел, — собственное бьющееся сердце и то, что осталось от его мужественности, свисающее с руки Натаниэля Силивази.
Джослин задохнулась и попыталась прикрыться. Несмотря на облегчение от спасения, ее первой реакцией было желание отползти подальше: Натаниэль внушал страх, и его вид, источающий такую власть, такой примитивный гнев, наполнял ее ужасом. Он угрожающе возвышался над ней, труп Тристана резко упал к его ногам, кровь капала вниз с рук, темные волосы развевались на ветру… длинное черное пальто облегало его сильное тело, как кожа пантеры. Мужчина был олицетворением власти и целеустремленности, ада и ярости. Удивительный в своем гневе, он выглядел ужаснее, чем она когда-либо видела.
— Джослин, — Натаниэль произнес ее имя с благоговением, — не бойся, любовь моя. Я никогда не причиню тебе боли.
Он нагнулся, чтобы отмыть кровь снегом, прежде чем взять ее на руки. А затем одним изящным движением преодолел расстояние до крыльца домика, распахнул дверь ударом ноги и внес ее внутрь.
Натаниэль оглядел гостиную, нашел тяжелое шерстяное одеяло и, накрыв Джослин, уложил на мягкий диван. Обхватив ладонями ее лицо, он нежно приподнял ее голову и прошептал, пристально вглядываясь в глаза:
— Святые боги… я никогда еще так не боялся. Ты ранена?
Красный в его глазах уступил место обсидиановому.
Джослин подняла левую руку, на которую напал Тристан, пытаясь выхватить сигнальную ракету; она выглядела плохо. Помимо многочисленных колотых ран, плоть была разорвана до кости, очевидно, сломанной в нескольких местах. Она была так поглощена нападением Тристана — и местью Натаниэля — что забыла о боли до этого момента.
— Тристан… — она поморщилась.
Натаниэль низко сердито зарычал.
— Я так сожалею, Джослин, — он взял ее руку, осторожно изучая раны.
Джослин боролась со слезами.
— Тебе не за что просить прощения. Это я ушла от тебя.
Она отвела взгляд.
Даже сейчас ей было трудно думать о том, как легко она отвернулась от него. Очевидно, что он не держал зла, и сделал все, чтобы вернуть ее… От этого было только хуже.
Натаниэль потянулся и нежно провел пальцами по ее щеке; его прикосновение походило на теплый бриз, мягкий и успокаивающий.
— Нет, любовь моя, ты сделала то, что любой в твоем положении сделал бы. И ты доверяла ему.
Джослин кивнула, ее глаза блестели. Внезапно события последних дней прорвались на свободу, как сквозь дамбу, и обрушились на нее — страх от увиденного в пещере с Валентайном, действительность того, что она принадлежала Натаниэлю, и как это отразится на ее будущем, предательство друга и напарника, попытка изнасилования и боль в руке. Она хотела быть сильной; ненавидела свою уязвимость… особенно перед Натаниэлем. Но вес всего этого был слишком велик.