— Позволь мне войти в тебя, Ново. Тебе не надо ничего объяснять или повторять, но мне просто нужно знать, каково это — кончить внутри твоего тела.
— Ты признаешь свою слабость.
— Я просто говорю правду.
— С чего вдруг начал именно сейчас?
Он покачал головой.
— Когда я лгал тебе?
Последовала пауза.
— Когда дело касается Пэрадайз, ты лжешь сам себе.
О, нет, подумал он. Этот разговор свернул не в то русло, в направлении, которое ему было совершенно не нужно.
— Я не влюблен в нее.
— Ты доказываешь мою теорию о твоей лжи. Помнишь прошлую ночь в том переулке? Не притворяйся, что ты не вел себя как связанный мужчина, забывая о своих и чужих интересах, защищая женщину, которую считаешь своей.
— Мы зачем сейчас об этом разговариваем?
— Я не знаю, на самом деле.
Наступила тишина, и, прежде чем она смогла передумать, Пэйтон сказал:
— Я приеду, как только смогу. Мне просто нужно закончить этот ужин с отцом. Если бы я мог, то ушел бы прямо сейчас, но мой отец и все, что его касается, — по жизни одна большая проблема.
В трубке раздался смех.
— Раздражение в твоем голосе, наверное, единственная общая черта у нас двоих.
— Тоже семейные проблемы?
— Не представляешь какие.
— Расскажи мне.
Последовала долгая пауза.
— Я думала, ты ужинаешь со своим отцом. Почему ты тогда сейчас говоришь со мной по телефону?
— Спрятался в ванной. И ты даешь мне повод задержаться здесь подольше.
На этот раз смех Ново прозвучал потрясающе естественно, и он осознал, что никогда раньше не слышал ее так.
Пэйтон поднял руку к груди и вдруг понял, что словно пытается унять внутреннюю боль.
— Да ладно, — сказал он. — Давай, поговори со мной. Это будет твой самый гуманный поступок за ночь. Удержи меня здесь еще немного.
Выдох был долгим и медленным.
— Приходи, когда сможешь. Не спеши. Пока.
Когда соединение прервалось, Пэйтон снова посмотрел на свое отражение в зеркале. Несмотря на то, что он точно знал адрес дома, в котором сейчас находился, почтовый индекс, улицу и номер… несмотря на то, что он побывал в большинстве комнат особняка, всю свою жизнь… он чувствовал себя совершенно потерянным.
И так было многие годы.
Закрыв глаза, он увидел Пэрадайз, ее светлые волосы, прекрасное лицо и лучезарную улыбку. Вспомнил ее смех в телефонной трубке, ее горести и печали. Услышал ее голос и акцент, согласные и гласные.
Все эти телефонные звонки, за все то время, изо дня в день, когда набеги заставили их прятаться в убежищах вдали от Колдвелла.
На самом деле он влюбился в ее постоянство. Ее надежность. Ее «всегда-рядом-когда-ему-нужно» и ее доброту… но еще больше в тот факт, что она никогда, ни при каких обстоятельствах не осуждала его. Он рассказывал ей о вещах, которые заставляли его чувствовать себя жалким, о том, что пугало его. Говорил о кошмарах и демонах в своей голове. О ненависти своего отца к нему и отстранённости матери, о своем пристрастии к наркотикам и алкоголю, к вампиршам и человеческим женщинам.
И все же она была на его стороне. Она не думала о нем плохо, несмотря на всю его грязь.
К слову о семейных проблемах. Он никогда не чувствовал такую поддержку от родных или Глимеры. Всегда хранил свои секреты при себе, и не потому, что они были странными, шокирующими или извращенными, а потому, что некому было довериться. Всем плевать. Никто не принимал его таким, какой он есть, и не прощал ему его несовершенства.
Вот почему он любил ее.
По сути, дело не в самой Пэрадайз.
Скорее в том, в чем он нуждался.
Какое-то время Пэрадайз была яркой краской на полотнах его существования, компасом в кармане, выключателем, который он мог нажать, когда хотел света в кромешной тьме. Ее добрый характер спасал его, хотя, в действительности, он тут не при чем, она помогла бы любому, в этом ее суть.
Пэрадайз никогда не привлекала его в сексуальном плане.
Пэрадайз никогда не была для него такой, как Ново. Ново — это пылающий костер, в который ему хотелось прыгнуть. В костюме покорителя огня с переносным бензобаком на спине.
Нет, он пялился на Пэрадайз, потому что оплакивал потерю этой тесной связи, из-за чего он снова вернулся в мир позолоченных рамок, фальшивых улыбок и отсутствия привязанностей.
Порой благодарность легко принять за любовь. Эти чувства были очень теплыми и непреходящими. Но первое больше о дружбе, а второе же… совсем другое дело.
И по какой-то причине он почувствовал мощную нужду объяснить все это Ново.