В принципе, какой-то смысл в этом был.
Только вот она все думала об очках Оскара. Тех, что несли декоративную функцию.
Его фальшивые, ненастоящие очки, нереальные.
Покидая дом через дверь, она вернулась к могиле Серенити и немного постояла на ветру.
— Я еще приду навестить тебя. Покойся с миром.
И она ушла, вернулась в свою квартиру… где приняла душ, съела что-то со вкусом картона и проверила свой телефон. В тренировочном чате повисла куча сообщений, и она быстро прочитала их.
Ночные занятия отменены. Что-то случилось, Братья особо не объяснили. Однако сообщение прочитали все. Даже Пэйтон.
Он не звонил и не писал ей, но она этого и не ждала.
Выбирая его номер из списка контактов, Ново знала, что он вряд ли ответит, и уже начала составлять в голове голосовое сообщение…
— Алло?
От шока она даже слегка закашлялась.
— А… а… привет. Это я.
— Да, у меня определился номер.
— Послушай, я… могу я тебя увидеть?
— Я сейчас немного занят.
— О. Ладно.
— Но если ты не против потаскать кучу всякого дерьма вниз по лестнице, подгребай.
— Прости… погоди минутку. Ты переезжаешь?
— Ага. В любом случае, ты знаешь, где я живу. Или жил. Приходи, если хочешь.
Когда он закончил разговор, Ново почти запаниковала. Но ведь она сама выбрала это, не так ли? Она собиралась выбрать глубину, а не поверхность. Она собиралась… довериться тому, что ее сердце знало об этом мужчине, а не двухминутному разговору с отцом, которого Пэйтон не уважал.
Отбросив мысли о своих прошлых психологических травмах в сторону, она поняла, что должна дать парню шанс объясниться. И вот тогда… ну, будь что будет. Но по крайней мере, она не станет наказывать его за грехи, которые он, по его словам, не совершал.
На улице ей понадобилась пара попыток, чтобы дематериализоваться, и когда Ново приняла форму на лужайке семейного особняка, то была удивлена. Большой белый грузовик U-Haul с морским львом и данными по штату Мэн на боку кузова был припаркован прямо у главного входа.
Словно величественный дом превратился в студенческое общежитие в конце учебного года.
Пройдя по снежному газону, Ново остановилась, чтобы заглянуть в открытый кузов фургона. Там стоял диван. Коробки. Гардеробные стойки с одеждой на вешалках. Обувь в ящиках для стирки.
— Эй, не поможешь мне? — раздался голос издалека.
Она резко развернулась. Пэйтон стоял у подножия лестницы, пытаясь удержать кушетку и пуфики.
— Да, конечно.
Она вытерла подошвы своих берцев о коврик не потому, что боялась натоптать в доме его отца, а потому что не хотела поскользнуться на мраморной плитке. И бросилась вперед, с трудом игнорируя запах Пэйтона, проникающий в ее нос.
Но еще сложнее было слышать в голове свои собственные слова, те, что она бросила в него, как кинжалы.
Прихватив диванчик по краям, они оба закряхтели, выравнивая вес, а затем по-крабьи зашагали по Смитсоновскому[110] фойе и вышли на трап, который вел в нутро грузовика.
— Куда поставить?
— Сюда в самый раз. Я не много с собой беру.
Поставив мебель на пол, она спросила.
— Так… ты уезжаешь?
— Да. — Пэйтон хлопнул ладонями по задним карманам своих джинсов. — Пришло время. Наши с отцом отношения уже давно исчерпали друг друга.
Он старался на нее не смотреть. Не потому, что был зол, нет. Похоже, он просто закончил с их драмой.
Тревога пронеслась сквозь нее, как токсин.
— Куда ты поедешь?
— У одного моего приятеля есть пентхаус с дополнительной комнатой. Поживу там какое-то время, пока не обзаведусь собственным жильем.
— Так ты, по крайней мере, остаешься в Колдвелле. Что насчет учебной программы?
— О, нет, ее я не брошу. А смысл? Я больше не убегаю от трудностей. — Пэйтон посмотрел на свои пожитки. Затем на нее. — Так чем я могу тебе помочь?
Он был спокоен и сосредоточен — ни злости, ни каких-либо эмоций вообще. Словно разговаривал с незнакомцем на улице: вежливо, но не вникая глубоко в суть.
Ее сердце колотилось. И не от того, что она только что таскала мебель.
— Я хочу извиниться.
— Все нормально, это не обязательно. — Пэйтон отвернулся. — На занятиях я буду вести себя как ни в чем не бывало.
Ново протянула ладонь и взяла его за руку.
— Пожалуйста. Позволь мне высказаться.
Пэйтон намеренным движением освободился из ее захвата, и Ново вспомнила то время, когда поступала с ним таким же образом, буквально и образно.
— Вообще-то, — сказал он, — может, лучше, если ты не будешь этого делать.
— Пэйтон, я совсем не то имела в виду прошлой ночью…
— А по мне ты звучала ясно и понятно. И слушай, ты не первая, кто считает меня пустышкой и лгуном. — Внезапно его лицо стало серьезным. — Но ты станешь последней. Это я тебе обещаю.
— Я не это имела в виду. Мне было больно, и я сделала эти выводы после того, как я…
— О, кстати. Я сожалею о том, что сказал тебе мой отец. Когда я вернулся сюда после нашего разговора, у нас возникла небольшая, так скажем, дискуссия. Он рассказал мне, что сделал, и пошла веселуха. Я разбил его любимую лампу от Тиффани, но, по крайней мере, не об голову ублюдка. — Пэйтон пожал плечами. — Кстати, не то чтобы тебе есть до этого дело, но именно по этой причине я съезжаю. Он не заставит меня жениться на нелюбимой женщине, и я охренеть как уверен, что не смогу жить под одной крышей с тем, кто назвал тебя проституткой.
— Значит, это была ложь.
— По поводу женщины? Почему ты задаешь мне сейчас этот вопрос?
— Ты по праву обвинил меня в том, что я не дала тебе возможности объясниться…
— Нет, зачем ты задаешь мне вопрос, если не собираешься верить моим словам? Я уверен, что могу доказывать тебе что-то до посинения, но ты все равно сама сделаешь все выводы. — Отвернувшись, Пэйтон направился обратно в дом. — Знаешь, ответь, как тебе самой больше нравится. Играй словами, словно в шахматы и двигай фигуры, пока не получишь результат, который ты сама предварительно посчитаешь самым правильным…
Она догнала его у изящной лестницы.
— Я ходила навестить Серенити.
Тут он остановился.
— Я так ее назвала. Я провела день в том доме. На кухне.
Казалось, прошла целая жизнь, прежде чем Пэйтон медленно обернулся.
И, господи, она не собиралась упускать этот шанс. Ново заговорила быстро и отчаянно:
— Ты был прав. Я наказывала тебя и окружающих за то, что Софи сделала со мной, и за то, что Оскар был недостаточно силен, чтобы бороться. А потом я наказывала себя за выкидыш, хотя я не сделала ничего плохого. Это все… ярость в моей крови, с которой я не могла справиться. И мне очень жаль. Ты сказал мне вчера вечером, что надеешься, что я все это выясню для себя, и я пытаюсь, на самом деле. Я просто… Я люблю тебя. Даже если я сломлена, я все равно люблю тебя. И не так, как я любила Оскара. Я была с ним, потому что он стал первым мужчиной, который обратил на меня какое-то внимание, и я оказалась слишком глупа, чтобы понять разницу между надеждой и реальностью. Но ты… ты был единственным, кого я хотела видеть, когда пришло время рассказать правду. Ты был единственным, к кому я захотела пойти. И все потому, что это, — указала она на свое сердце, — знает больше, чем это. — Указав на свою голову, Ново молила о том, чтобы достучаться до него. — Я бы сделала все, чтобы вернуть те слова, которые я бросила тебе. Ты этого не заслужил. Ты более чем достоин шанса объяснить все, что на самом деле произошло с тем договорным браком, но мой гнев не дал мне возможности выслушать тебя. Я знаю, что не заслуживаю второго шанса, но…
— Ш-ш, помолчи хоть минуту.
Пэйтон обхватил руками голову и глубоко вздохнул. Затем сосредоточился на чем-то позади нее.
Сердце Ново билось так сильно, что соперничало с барабанной установкой.
110
Смитсоновский музей американского искусства (англ. Smithsonian American Art Museum; сокр. SAAM, бывший National Museum of American Art) — музей в Вашингтоне, США.