- Ни разу не слышал, - ответил Ваггонер. Он, как и большинство солдат Легиона, был выходцем из центральной части Виргинии и не знал подходов к Вашингтону.
Старбаку понадобилось полчаса, чтобы организовать атаку. На это должно было уйти несколько минут, но из-за дождя все медлили, а капитан Мокси как всегда возразил, что атака - лишь трата времени, потому что её, как и первую, ждет провал. Мокси был молодым и малоприятным человеком, которого возмущало повышение Старбака. Большая часть Легиона недолюбливала Мокси, но в этот дождливый полдень он оказался единственным, кто выразил то, о чем думали почти все. Солдаты не хотели сражаться. Они слишком вымокли, замерзли и устали, чтобы сражаться, и даже Старбаку хотелось забыться сном, но несмотря на опасения, он чувствовал, что если человек хоть раз поддастся страху, то будет делать это снова и снова, пока совсем не останется храбрости. Военная служба, как понял Нат, не имела ничего общего с комфортом, а командование полком заключалось не в предоставлении людям того, что им хочется, а в принуждении делать то, что им всегда казалось невероятным. Военная служба связана с победами, а победа невозможна, если прятаться на краю леса под проливным дождем.
- Мы выступаем, - решительно заявил Нат. - Таков приказ, и мы, черт возьми, выступаем.
Мокси пожал плечами, словно Старбак был глупцом.
Еще больше времени ушло на подготовку четырех правофланговых рот. Они примкнули штыки, затем поплелись к краю поля, где в огромной луже бурлила вода, стекавшая туда из канав. Янки периодически стреляли, пока Старбак подготавливал Легион, каждый выстрел осыпал занятые южанами деревья раскаленным облаком картечи, словно пытаясь отговорить конфедератов от враждебных намерений. Пушечный выстрел оставлял едкое облако дыма, которое как туман сносилось дождем. Становилось все темнее и темнее - неестественно ранние сумерки, вызванные пропитанными влагой серыми тучами. Старбак расположился на левом фланге атакующих, самом ближнем к ружьям янки, он вытащил штык и примкнул его к дулу винтовки. У него не было ни сабли, ни лычек, а револьвер, по которому бы янки догадались, что он офицер Конфедерации, был спрятан в кобуре за спиной, где враг не мог его увидеть. Нат убедился, что штык прикреплен надежно и сложил ладони рупором.
- Дейвис! Траслоу! - прокричал он, удивляясь, как мог чей-либо голос преодолеть шум дождя и порывы ветра.
- Вас понял! - отозвался Траслоу.
Старбак замешкался. Коль скоро Нат выкрикнул следующий приказ, он принял окончательное решение сражаться, и его снова захлестнул приступ мучительной дрожи. Страх лишал его сил, но Нат заставил себя перевести дыхание и выкрикнуть приказ.
- Пли!
Последовал слабый залп, просто треск, похожий на хруст кукурузных стеблей, но Старбак, к своему удивлению, вскочил на ноги и бросился в кукурузу.
- Вперед! - закричал он на солдат за спиной, продвигаясь между твердыми спутанными стеблями. - Вперед!
Он знал, что должен возглавить атаку, и мог лишь надеяться, что Легион следует за ним. Он услышал, как кто-то рядом продирается по полю, а на правом фланге Питер Ваггонер ободрял своих солдат, но Старбак услышал также, как сержанты орут на копуш, чтобы вставали и шли вперед. По этим крикам он догадался, что некоторые по-прежнему трусят под прикрытием леса, но не смел обернуться, чтобы посмотреть, сколько людей последовали за ним, чтобы солдаты не решили, будто он остановил атаку. Она была нестройной, но всё же они бросились вперед, и Старбак слепо гнал солдат, ожидая, что в любое мгновение схлопочет пулю. Один из его солдат издал слабый боевой клич мятежников, но никто его не подхватил. Они слишком устали, чтобы издавать эти жуткие возгласы.
По полю мимо пригнутых кукурузных верхушек мелькнула пуля, и с поникших початков полилась вода. Пушка молчала, и Старбак впал в ужас, решив, что два орудия поворачивают, чтобы накрыть его атаку. Он снова крикнул, поторапливая солдат, но они продвигались медленным шагом, потому что поле было слишком топким, а кукуруза слишком перепутанной, мешая бежать. Когда до янки оставалось не больше расстояния выстрела, северяне замолчали, и Старбак понял, что они наверняка сдерживают огонь, пока потрепанная серая масса атакующих не окажется на расстоянии мишени. Он хотел съежиться в предчувствии этого неминуемого залпа, упасть между мокрых стеблей, прижаться к земле и дождаться окончания войны. Он был слишком напуган, чтобы кричать, думать или сделать что-либо еще, кроме как вслепую ринуться в сторону темных деревьев, до которых теперь оставалось лишь тридцать шагов. Так глупо казалось погибнуть ради брода черед Флетлик, но глупость этого предприятия не объясняла его страх. Это было нечто более глубинное, в чем он не позволял самому себе признаться, потому что подозревал, что это было лишь чистой трусостью. Но мысль о том, как его недруги в Легионе будут над ним смеяться, если увидят этот страх, заставляла его двигаться.
Он поскользнулся в луже, дернулся, чтобы восстановить равновесие, и помчался дальше. Ваггонер по-прежнему бодро выкрикивал на правом фланге, но остальные просто устало тащились по мокрой кукурузе. Мундир Старбака так промок, словно он переходил реку. Он чувствовал себя так, будто никогда уже не сможет обсохнуть и согреться. Из-за насквозь промокшей тяжелой одежды каждый шаг давался с трудом. Нат попытался закричать боевой клич, но он превратился в что-то вроде сдавленного рыдания. Если бы не шел дождь, он бы решил, что плачет, но янки так и не открыли огонь, а вражеский лес теперь был уже близко, очень близко, и ужас последних ярдов вселил в него безумную энергию, бросившую его через последние поникшие стебли, по очередной широкой луже прямо в лес.
И там он обнаружил, что враг ушел.
- Господи Иисусе! - воскликнул Старбак, не зная, то ли он пытался ругнуться, то ли молился. - Господи Иисусе! - повторил он, с облегчением уставившись на опустевший лес. Он остановился, тяжело дыша, и огляделся по сторонам, но в лесу и правда было пусто. Враг исчез, не оставив ничего, кроме отсыревшей бумаги от патронов и двойной колеи, показывающей, что они вытащили из леса две пушки.
Старбак окликнул оставшиеся на кукурузном поле роты и осторожно зашагал через лесополосу, пока не добрался до ее противоположного края, а оттуда вгляделся в широкое исхлестанное дождем пастбище, на котором вышел из берегов ручей. В поле зрения не было врага, лишь большой дом на далекой возвышенности, наполовину скрытый за деревьями. Разряд молнии высветил силуэт дома, а потом усилившийся дождь закрыл строение, словно поднимающийся на море туман. Дом показался Старбаку прекрасным особняком, издевательским напоминанием о комфортабельной жизни, которую можно было бы вести к этой стране, не раздирай ее война.
- И что теперь? - обратился к нему Мокси.
- Твои люди заступят в караул, - ответил Старбак. - Коффмэн! Найди полковника и скажи ему, что мы пересекли кукурузное поле.
Нужно было похоронить мертвых и найти раненых.
Прерывистый шум сражения полностью затих, сдав поле битвы дождю, грому и холодному восточному ветру. Опустилась ночь. В глубине леса замелькали жалкие костры, но большинству не хватало навыков, чтобы развести огонь под таким ливнем, так что солдаты просто дрожали, гадая, что именно сейчас сделали и зачем, а также куда делся враг и принесет ли им следующий день тепло, пищу и отдых.
Полковник Свинерд - худой, в потрепанной одежде и с клочковатой бородой - нашел Старбака после наступления темноты.
- Без проблем пересекли кукурузное поле, Нат? - спросил полковник.
- Да, сэр, совершенно без проблем.
- Молодец, - полковник протянул руки к костру Старбака. - Я устрою молитвенное собрание через несколько минут. Надо полагать, вы не придете?