Выбрать главу

- Вот сволочи, - мстительно произнес он.

Но внезапно раздался вопль, наполненный ликованием пронзительный и наводящий ужас вой, и Старбак взглянул налево и увидел заполнившее пастбище новое подразделение мятежников. Некоторые были в сером, некоторые в ореховых мундирах, но большинство носили то, что осталось от красочной формы зуавов, в которой они начали войну. Это были Луизианские тигры, внушающий страх полк отъявленных мерзавцев из Нового Орлеана, и они бросились в атаку мимо шеренги мятежников, с примкнутыми штыками и развевающимся в дыму боевым знаменем. Залп северян попал прямо в ряды полка, но солдаты сомкнулись и продолжали безжалостный вопль.

- Вперед! - крикнул Траслоу. - Давайте, ублюдки!

К удивлению янки из мертвых вдруг восстала хрупкая шеренга мятежников. Застигнутые врасплох северяне, казалось, остановились в недоумении. Пришел их черед узреть, как возрождаются мертвецы.

- Вперед! - кричал Траслоу. Он хромал, но ничто не могло его остановить.

- Штыки! - приказал Старбак.

Казалось, ряды мятежников охватило чудовищное безумие. Они готовились отступить, но подстегиваемые Луизианскими стрелками, бросились в атаку вместо того, чтобы удирать. На бегу солдаты орали боевой клич мятежников. Янки на кукурузном поле произвели нестройный залп и начали отступать. Некоторые, не желая выпускать из рук победу, кричали товарищам, чтобы остались на поле, собирались в небольшие группы и оказывали атаке мятежников сопротивление.

Клич мятежников стал предсмертной мелодией для этих янки. На несколько коротких секунд противники схлестнулись в кукурузе. Штыки отражали удары штыками, но мятежники превосходили в числе оставшихся драться северян. Старбак, не осознавая, что вопит, как безумец, отвел чью-то винтовку со штыком в сторону и воткнул собственный клинок кому-то в лицо. Он пнул солдата, когда тот падал, перевернул винтовку и ударил расщепленным прикладом по окровавленному лицу.

Послышался залп. Янки получили подкрепление к северу от кукурузного поля и поливали луизианцев огнем. Из лесов по обеим сторонам поля тоже стреляли. Там были янки.

Кто-то крикнул:

- Назад! Назад!

И мятежники побежали по кукурузному полю к старой позиции. Старбак задержался на достаточное время, чтобы забрать у убитого патроны, и побежал к своим. Пули свистели со всех сторон. Повсюду он видел тела - распластанные, искореженные, изодранные взрывами, скрюченные и с оторванными конечностями; белели кости, валялись мозги и синеватые внутренности в лужах крови. Некоторые тела лежали отдельно, но большая часть - группами, там, где их срезала картечь, а некоторые медленно ползли, покрытые коркой запекшейся крови и облепленные мухами. Один человек стонал, другой взывал к Господу, а третий слабо покашливал. Старбак бежал пригнувшись и наконец миновал кукурузное поле и оказался вновь в рядах мятежников. Поттера ранило. Штык срезал ему половину левого уха, и теперь оно болталось вместе с залитым кровью клоком волос.

- Просто царапина, - настаивал Поттер, - просто царапина. - Излечит глоток виски.

Мятежники снова залегли. Солдаты передавали друг другу фляжки и делились скудными запасами патронов, найденными у мертвецов. Янки перегруппировались, но похоже, не желали возвращаться на кукурузное поле, которое для обеих сторон превратилось в бойню. Они тоже пригнулись, пока картечь мятежников свистела над их головами, а пушки северян огрызались в ответ. Одинокое орудие на пригорке в поле бросили, но другие пушки северян находились достаточно близко к нему и продолжали палить. Старбак прицелился в одного из канониров, но решил приберечь патроны.

Он встал. Кровь на его сорочке застыла, и теперь ткань с хрустом оторвалась от спины, причинив боль, и теплая жидкость потекла к ягодицам. Горло горело, глаза слезились от дыма, всё тело охватила болезненная слабость. Он нашел ирландца, который перебирал четки накануне сражения, и послал его назад к колодцу с дюжиной фляжек.

- Иди спокойно, - сказал он ему. - Держись подальше от леса.

Снайперы янки вернулись на опушку Восточного леса, хотя стелившийся в безветренном воздухе дым мешал им целиться, и их стрельба, которая в других обстоятельствах была бы смертоносной, казалась слабой на фоне ураганного огня, что предшествовал атаке луизианцев.

Полковник Мейтленд лежал лицом вниз неподалеку от смоктаунской дороги. Старбак не узнал его, пока не присел рядом, вывернув подсумок в надежде найти патроны для револьвера.

- Я не умер, - приглушенно выразил протест Мейтленд. - Я молюсь.

Старбак дотронулся до фляжки на ремне Мейтленда.

- Вода есть?

- Это не вода, Старбак, - неодобрительно заявил Мейтленд. - Это лекарство для сердца. Угощайтесь.

Во фляжке оказался отличный ром. Старбак закашлялся, когда алкоголь обжег его исцарапанную порохом глотку, и сплюнул остаток на траву.

Мейтленд перекатился и забрал фляжку обратно.

- Только зря на вас потратил хорошую вещь, Старбак, - возмутился он.

Полковник, конфисковав все запасы спиртного в Легионе, должно быть, сам выпил почти всё, потому что был пьян вдрызг. Пуля лязгнула по дулу ближайшего орудия, как удар колокола. Канониры развернули пушку и отправили порцию картечи в сторону янки в Восточном лесу. Мейтленд лежал навзничь на траве, уставившись в закрывший голубое небо дым.

- В детстве вам казалось, что лето никогда не кончится? - спросил он.

- И зима тоже, - ответил Старбак, сев рядом с полковником.

- Конечно. Вы же янки. Снег и бубенцы. Я как-то путешествовал в санях. Тогда я был совсем ребенком, но помню, что снег окружал нас словно облако. Но наши зимы - это слякоть и непроезжие дороги, - Мейтланд на мгновение замолчал. - Не уверен, что смогу встать, - наконец жалко произнес он.

- Сейчас в этом нет необходимости.

- Меня стошнило, - торжественно объявил Мейтленд.

- Никто об этом не узнает, - сказал Старбак, хотя вообще-то элегантный мундир полковника был густо покрыт блевотиной. Она запеклась на желтом галуне и застряла под блестящими пуговицами.

- По правде говоря, - очень торжественно сообщил Мейтленд, - я не выношу вида крови.

- Досадная помеха для военного, - мягко заметил Старбак.

Мейтленд на секунду закрыл глаза.

- И что происходит?

- Мы снова отогнали ублюдков.

- Они вернутся, - мрачно заявил Мейтленд.

- Вернутся, - Старбак встал, вытащил фляжку из дрожащих пальцев полковника и вылил ром на траву. - Принесу вам воды, полковник.

- Весьма вам обязан, - сказал Мейтленд, по-прежнему устремив глаза в небо.

Старбак пошел назад к неровной шеренге. Свинерд рассматривал кукурузное поле пустыми взглядом. Его правая щека подергивалась, как это бывало, когда он пил. Он посмотрел на Старбака, не сразу его узнав.

- Мы не сможем сделать это еще раз, - мрачно заявил он. - Еще одна атака, и нам конец, Нат.

- Я знаю, сэр.

Свинерд вытащил револьвер и пытался его перезарядить, но его правая рука слишком сильно дрожала. Он отдал оружие Старбаку.

- Не поможете, Нат?

- Вас задело, сэр?

Свинерд покачал головой.

- Просто оглушило, - он медленно встал. - Я был слишком близко, когда разорвался снаряд, Нат, но Господь меня уберег. Меня не задело, только оглушило, - он тряхнул головой, словно чтобы привести в порядок мысли. - Я послал за патронами, - сказал он, пытаясь четко выговаривать слова, - вода тоже скоро прибудет. Но людей больше нет. Хаксалл тяжело ранен. Получил кусок металла в живот. Долго не протянет. Очень его жаль. Я его любил.

- Я тоже.

- Я не видел Мейтленда, - сказал Свинерд. - Спасибо, Нат, - поблагодарил но Старбака за заряженный револьвер, которые полковник засунул обратно в кобуру.

- Мейтленд еще здесь.

- Так он не сбежал? Молодец, - полковник оглядывал ряды солдат. На бумаге он командовал бригадой, но из оставшихся в шеренге по довоенным меркам едва ли удалось бы составить полк, так что теперь солдаты просто держались ближе к друзьям или соседям, а офицеры и сержанты присматривали за теми, кто остался в поле зрения. - В учебнике, - сказал Свинерд, - наверняка в таком случае велели бы разойтись по батальонам, как положено, но думаю, что мы забудем об книгах. Пусть дерутся как есть.