– Вы совершенно правы, я человек скорее мягкого лимонного оттенка, но мне необходимо было извиниться.
Точно, это определенно улыбка.
– За что? – спросила она.
– Я беспокоился о Герцогине.
– О Герцогине?
Губы ее снова превратились в прямую линию. Брови удивленно приподнялись. А глаза по-прежнему улыбаются.
– Ну да. Как она? – Он повернулся к стойлу, где, наблюдая за ними, стояла серая лошадь, и сделал несколько шагов в ее сторону. – Это ведь она, верно?
Она следовала за ним. Он слышал сзади стук палки по бетону.
– Это действительно Герцогиня, – подтвердила она. – Цела и невредима после того злосчастного путешествия. О котором, кстати, я здесь никому не рассказывала.
– Мой рот на замке. Как она относится к мятным леденцам «поло»?
Теперь она стояла уже рядом, в нескольких сантиметрах от него.
– Она откусит вам руку, – сказала она.
Гарри полез в карман и вытащил оттуда зеленую круглую упаковку, которую тоже купил на рынке. Герцогиня заржала из своего стойла. Еще одна лошадь через две стенки от нее начала бить копытом в дверцу.
– Теперь вы пропали, – сказала Эви. – Лошади чувствуют запах «поло» даже в запечатанном виде. И к тому же узнают блестящую зеленую упаковку.
– Ну хоть кто-то рад меня видеть, – сказал Гарри, разворачивая столбик с конфетами и протягивая их Герцогине на ладони. Через какое-то мгновение на месте горки леденцов осталась только большая клякса лошадиной слюны.
Что, интересно, с ней делать? Если просто вытереть о джинсы, выглядеть это будет явно не очень.
– Мне нужно присесть, – сказала Эви. – Не возражаете?
– Разумеется, нет, – ответил Гарри, потирая мокрыми пальцами ладонь, чтобы вытереть слюну. – Вам помочь?
– Нет, – сказала она. – Я просто не могу долго стоять.
Опираясь на палку, она пошла через двор назад, к старому ореху, под которым в беспорядке стояли несколько пластиковых стульев. Гарри следовал за ней по пятам и придержал стул, чтобы он не сдвинулся, когда она садилась. Потом он придвинул второй стул и сел рядом. Слюна Герцогини на его руке начала высыхать.
Прямо перед ними на учебном манеже наездник объезжал молодую лошадь такой же масти, что и Герцогиня, но не такую крепкую на вид. Школа верховой езды была окружена живой изгородью из бука, и зеленые листья на ней уже начали менять цвет, приобретая мягкий золотисто-коричневый оттенок только что отчеканенных монет.
– Какой прекрасный вечер! – заметил Гарри, глядя, как лучи заходящего солнца отражаются от живой изгороди и бросают золотистые блики на шкуру лошади. Казалось, что она одета в кольчугу.
– Как вы узнали, что я здесь? – спросила Эви.
– Я приезжал сюда каждый вечер, – ответил Гарри.
Лошадь уже топталась на месте, пригнув голову и упираясь мордой в землю. Вокруг ее рта начала собираться пена.
– Это породистая лошадь? – спросил он.
– Этот конь из Ирландии, – сказала Эви. – Довольно красивый, но слишком молодой и норовистый, чтобы мне разрешили на нем где-то ездить. А если серьезно?
Теперь она смотрела на него, а не на красивого молодого коня. Ее глаза были такими же синими, какими ему запомнились.
– Я серьезно, – ответил он. – В понедельник я позвонил сюда и попросил к телефону доктора Оливер. Я настаивал на том, что вы появитесь здесь в понедельник, упомянул Герцогиню и спросил, как она себя чувствует, после того как ушибла ногу. Сказал, что мне очень важно поговорить с вами, и уточнил, точно ли вас сейчас нет, потому что был уверен: вы сказали, что будете в понедельник. Через несколько минут беседы они посмотрели в свою книгу и сообщили, что доктор Оливер, также известная под именем Эви, ездит по четвергам и субботам, а иногда и по воскресеньям.
Эви снова повернулась в сторону коня с наездником. Профиль у нее был идеальный. Лоб как раз такой длины, как нужно, небольшой прямой нос, полные губы, округлый подбородок.
– Это весьма нечестивое поведение для служителя Божьего, – сказала она наконец.
Гарри рассмеялся.
– Вы наверняка никогда не слыхали об иезуитах. Это будет очень неуместно, если я приглашу вас что-нибудь выпить?
Будет, и даже очень, потому что теперь она уже не улыбалась.
– Простите, – сказал он. – Если у вас есть муж или постоянный друг, или если вы просто не перевариваете мужчин со светлыми волосами, то я, вероятно, тут совершенно некстати, и в этом случае я… Что ж, может быть, Герцогиня будет свободна в пятницу вечером. Приду узнать.
Он уже почти встал. Он неправильно оценил ситуацию, и теперь нужно уйти максимально достойно. Но она положила ладонь ему на руку.
– Я сейчас принимаю очень сильные обезболивающие средства, – сказала она. – Постоянно. И мне нельзя пить спиртное.
Это уже не звучало как окончательное и бесповоротное «нет».
– Ну, это хорошо, потому что я отношусь к духовенству… – начал он. – Нам не разрешается выпивать каждый вечер, так что вы мне очень даже подходите. В Роутенстоле сейчас крутят фильмы Кристофера Ли. Вы любите фильмы ужасов?
– Да как-то не очень.
Она отпустила его руку, но ее улыбка определенно вернулась на прежнее место.
Он покачал головой.
– Я тоже. Я очень легко пугаюсь. А как вы относитесь к романтическим комедиям?
– Я уже начинаю подозревать, что сама участвую в чем-то подобном. Разве викарии не дают обет безбрачия?
– Это касается католических священников, – сказал он, сумев сохранить серьезное выражение лица. – А в англиканской церкви секс однозначно разрешается, – продолжил он и заметил, что она отвернулась и ее шея начинает краснеть. – В рекомендациях говорится, что следует сначала несколько раз пригласить женщину куда-нибудь. Ну, знаете, в кино, угостить пиццей… Но я полагаю, что в этой схеме вполне можно проявлять гибкость.
Теперь она вся стала красной и сидела, сосредоточенно глядя прямо перед собой, как будто лошадь на учебном манеже должна была сделать что-то примечательное.
– Да замолчите же наконец! – резко бросила она.
– Ладно, не вопрос, но вы еще не сказали «да», а на языке жестов сделать это не так-то просто.
Она снова сидела к нему лицом и старалась выглядеть серьезной, хотя ей это плохо удавалось.
– Я назвала вас тогда идиотом, – сказала она.
– Весьма проницательно. Мне нравится такое в женщинах.
Она опустила голову и искоса взглянула на него. Это был удивительно детский жест для женщины, которой, должно быть, уже за тридцать.
– Простите, что я вела себя как стерва, – сказала она. – Но я лежу на спине посреди дороги, раскинув руки и ноги, а тут вы…
– Вы там неплохо смотрелись. Простите, я не совсем это хотел сказать, или мне нужно было бы промолчать. Возможно, мне следовало бы пригласить Герцогиню.
– Думаю, за это вас отлучат от церкви.
– Нет, такое тоже разрешается. К тому же это встречается гораздо чаще, чем вы могли бы подумать.
Она засмеялась. Это был мягкий, почти беззвучный смех, от которого дрожали ее плечи и который заставлял упруго подскакивать ее грудь под рубашкой. Он снова был на коне. Откинувшись на спинку кресла, он посмотрел вверх. По небу летела стая скворцов. Вдруг птицы, все как одна, резко изменили направление, на мгновение образовав в воздухе силуэт, очень похожий на сердце, после чего снова перестроились и понеслись вдаль.
– Меня нельзя назвать человеком, регулярно посещающим церковь, – сказала она после паузы.
Гарри пожал плечами.
– Никто не совершенен.
– Я серьезно. – Она действительно перестала улыбаться. – Я на самом деле не верю в Бога, – продолжала она. – Это не превратится в проблему? Когда мы будем смотреть эту романтическую комедию, есть пиццу или еще что-нибудь?
– Я заключу с вами сделку, Эви, – сказал он, понимая, что, по правде говоря, сделка эта уже почти заключена и теперь ее просто нужно завершить.
– Еще одну? – спросила она.
– Ну, первая же сработала. Я посадил вас на лошадь, и вы все еще разговариваете со мной. А новая сделка предлагается в таком виде: я не пытаюсь обращать вас в свою веру, а вы не пытаетесь меня анализировать.