– Подай мне фонарь, – попросил Гарри, не отрывая взгляда от колодца.
Гарет не пошевельнулся.
– Мне нужен фонарь, приятель, – сказал Гарри. – Я не могу до него дотянуться.
Он потряс напарника за плечо и указал на лежащий на земле фонарь. Гарет повернулся, словно во сне, протянул руку и подал ему фонарь.
Руки Гарри были влажными от чего-то, что, не будь ночь такой холодной, он принял бы за пот. Он взял фонарь, подобрался к краю колодца и посветил в него. Казалось, луч, словно камень, вертикально упал куда-то в глубины земли. Гарри показалось, что он видит кладку, едва удерживаемую растрескавшимся раствором, различает цепляющуюся за стены слизь, возможно, какую-то форму растительности, способной обходиться без света. Где-то далеко, на много метров внизу, он как будто даже рассмотрел воду. Единственное, что он видел четко, была одна вещь, от которой он сейчас не мог оторвать глаз: ржавая цепь, вбитая в стену на метр ниже края, конец которой исчезал там, куда уже не доставал луч его фонаря.
Он обернулся и понял, что Гарет тоже видит это. Какие-то разговоры были бы пустой тратой времени и сил. Гарри обошел колодец, лег на его край и взялся за цепь рукой.
Дженни стояла возле входной двери. Через разноцветное стекло окна в прихожей пробивался свет уличного фонаря, придавая ее волосам причудливый пурпурный оттенок. Лицо ее было белым, как снег на улице.
– Конечно, я знаю, кто она, – печально сказала Дженни. – Она живет со мной в одном доме уже больше десяти лет. Это моя племянница.
На какое-то мгновение Эви показалось, что она ослышалась.
– Ваша племянница? – переспросила она.
Дженни кивнула и, похоже, снова взяла себя в руки.
– Дочь Кристианы, – сказала она. – Так мы поднимемся наверх? Элис говорила, чтобы мы проверили, как там Милли.
На какое-то время Эви лишилась дара речи. Они с Гарри рассуждали об оторванных от мира фермах, одиноких домах далеко на торфяниках, а девочка все это время жила буквально за углом отсюда. Прямо в сердце города.
– Она страдает от врожденного гипотиреоза, верно? – спросила она.
Дженни подошла на шаг ближе.
– Прямое следствие местной почвы, – сказала она. – Это было проклятием нашей семьи целую вечность. Если бы мы покупали хоть что-то из еды в супермаркете, это не случилось бы.
Она вплотную подошла к Эви, стоявшей у лестницы.
– Но ведь это заболевание лечится, – сказала Эви, делая шаг в сторону, однако оставаясь у нее на пути. – Оно выявляется на УЗИ еще до родов, и ребенку можно давать лекарства, – продолжала она. – Сейчас врожденный гипотиреоз считается практически искорененным.
Дженни вздохнула.
– Тем не менее мы имеем у себя перед глазами наглядный образец этого недуга. Знаете, мне действительно нужно проверить Милли. Можно мне пройти?
– Как же это произошло? – спросила Эви, сама не понимая, почему так уверена, что очень важно узнать об этой девочке как можно больше. – Кристиана отказалась от лечения?
– Кристиане никто и никогда этого не предлагал, – сказала Дженни. – Всю беременность она провела дома взаперти, и роды у нее принимала местная повивальная бабка, которой хорошо заплатили, чтобы она держала язык за зубами. А рождение ребенка нигде не регистрировалось.
Глаза ее скользнули вверх по лестнице. Эви поборола искушение обернуться.
– А сколько человек знает о ней? – спросила Эви, не веря своим ушам.
Неужели никто не сказал Флетчерам о ее существовании, особенно после того как Том стал утверждать, что видит странную девочку? С другой стороны, Флетчеры тоже не слишком афишировали свои проблемы. Единственные люди, кроме них с Гарри, которым они говорили об этой девочке, была семья Реншоу.
– Думаю, относительно немного, – ответила Дженни. – Даже Майк понятия о ней не имеет, хотя он далеко не самый тупой.
Эви все-таки отступила в сторону. Она стояла на нижней ступеньке лестницы и качала головой.
– Как такое вообще может быть?
– Эви, вы бы очень удивились тому, что можно сделать, если вам принадлежит весь город, – сказала Дженни. Она взялась за перила в нескольких сантиметрах от руки Эви. – Конечно, Хэзер не разрешается покидать дом. Кристиана проводит с ней большую часть дня, читает ей, играет с ней. Кристиана обладает бесконечным терпением, а когда ей нужен перерыв, Хэзер смотрит детский канал Би-би-си.
– Значит, ее держат в доме целый день?
Дженни кивнула.
– Никто из слуг никогда не поднимается наверх, – сказала она. – За верхними этажами смотрит Кристиана. Когда все расходятся по домам, Хэзер спускается поиграть в саду, – продолжала она. – Честно говоря, я думаю, что пара человек все-таки знают о ней, – став старше, она начала частенько выходить из дома по ночам, а иногда даже и днем. Ей определенно полюбились дети Флетчеров. Но люди помалкивают, никто не хочет восстановить против себя моего отца.
Что-то сжалось в груди у Эви, и это что-то сейчас превышало ее беспокойство за детей Флетчеров. Совсем юную девочку держат пленницей – пленницей внутри без нужды изувеченного тела, пленницей в собственном доме.
– Но почему? – спросила она. – Почему, черт побери, ваша семья нарушает закон? Эта девочка могла быть нормальным ребенком.
Дженни посмотрела на нее чистыми светло-коричневыми глазами и дважды мигнула.
– Вы ведь семейный психиатр, Эви, – сказала она. – Догадайтесь сами.
Эбба открыла дверь в задней части галереи и начала взбираться по короткой спиральной лестнице. Ветер трепал ее волосы, словно флаг, закручивал вокруг головы. Том остановился. Идти за ней наверх было безумием.
Томми, пожалуйста, пойдем.
Прежде чем он успел сообразить, что делать, Эбба уже схватила его за руку и потянула за собой на крышу. Она встала на четвереньки, он сделал то же самое. Под ним хрустел снег, холодный ветер задувал под куртку. Эбба ползла вдоль края в своеобразном желобе водостока. Слева от нее крыша полого уходила вверх, справа был десятисантиметровый каменный выступ, которого явно не хватило бы, чтобы удержаться, если она соскользнет. Неужели он тоже должен будет лезть за ней? Именно так, потому что Эбба обернулась и ждала его. Вот черт!
Том лез, не отрывая взгляда от снега, покрывавшего углубление, по которому он полз. Это было каким-то сумасшествием. Здесь, на крыше, Джо просто негде было спрятаться. Три остальные колокольни были пустыми, это видно даже с земли. Сквозь них просматривалось ночное небо. Они направлялись к башенке на северо-восточном углу. Той, которая всегда, казалось, оставалась в тени, потому что на нее никогда не попадало солнце. Он видел ее через плечо Эббы. Пустая, как ящик для подарков на второй день Рождества. Он видел звезды в просветах между колоннами, видел тучи, плывущие по небу, видел серебряный диск луны…
Но луна-то была у него за спиной!
Долго гадать Эви не пришлось.
– А кто ее отец? – спросила она. – Ваш папа? Синклер? Лицо Дженни скривилось.
– Продолжайте угадывать, – сказала она.
Эви думала недолго. Она знала о Реншоу очень мало, только то, что рассказывали Гарри и Флетчеры. Она не знала никаких братьев, только отца – высокого, седоглавого, очень импозантного мужчину. И еще…
– Неужели ваш дедушка? – шепотом спросила она в ужасе. И по выражению лица Дженни поняла, что попала. – Но ведь он…
Сколько лет Тобиасу Реншоу? Должно быть, под восемьдесят.
– Когда родилась Хэзер, ему было около семидесяти. Тогда он был в хорошей форме.
– Бедная ваша сестра… А что вы имели в виду, говоря о его форме?
Дженни продолжала смотреть Эви в глаза. И молчала.
– Так он надругался и над вами тоже? – спросила Эви.