Я полтора часа поработал в высокой стойке, хорошо пропотел и едва не потерял сознание из-за жары. Тогда я отдохнул две минуты и еще два часа тренировался с мечом. Когда солнце уже садилось, мне удалось очистить свой разум и привести в порядок тело. И у меня появился план.
Я купил кое-какие продукты в «Альбертсонсе», расположенном на Линкольн-Хайтс, и поехал на Вандивер, где поменялся машинами с матерью. Ну, почти поменялся. На самом деле она куда-то уехала на «Вольво», мне пришлось оставить ключи от «ФВ» в почтовом ящике и замкнуть провода зажигания грузовичка Джесса. С моей удачей он захочет съездить за пивом в перерыве между телевизионными шоу и обнаружит пропажу машины задолго до того, как я ее верну. Мой вечер начал приобретать вполне определенные очертания.
Должно быть, чудовищный черный «Форд» Джесса знал, что я не надел обязательную ковбойскую шляпу и сапоги, без которых ездить на такой зверюге никак нельзя. Он отчаянно лягался и норовил соскочить с дороги, когда мы катили по Накодочес, пока я не остановился на Бассе, возле старого въезда для грузовиков в Цементвилль.
— Тпру, Нелли, — сказал я грузовичку.
Двигатель забился в судорогах, демонстрируя мне свое отвращение, и затих. Возможно, к лучшему. Еще несколько таких кварталов, и мне бы пришлось его пристрелить.
Я проторчал возле забора пару часов. Однако то, чего я ждал, так и не материализовалось. Я съел сандвич, купленный в кафе «Альбертсоне», и выпил отвратительной итальянской воды из бутылки. По эту сторону завода было меньше дорогих новых домов, значит, меньше нервных охранников. После наступления сумерек движение почти прекратилось. Казалось, никого не интересую ни я, ни мой наполовину украденный грузовичок.
Уже совсем стемнело, когда мимо промчался вишнево-красный «Мустанг» Шеффов и притормозил в четверти мили дальше по дороге, рядом со старыми погрузочными эстакадами. Я не сумел как следует разглядеть водителя, когда он вышел из машины, открыл ворота, вернулся в «Мустанг» и заехал внутрь.
Я уже собрался вернуться в «Альбертсоне» и позвонить по телефону-автомату, когда заметил ящик рядом с коробкой передач. Никаких шансов, подумал я. И все же я его открыл и обнаружил страшную тайну яппи. Если бы настоящие ковбои узнали, они бы его засмеяли. Я почувствовал, что против воли начинаю любить Джесса. Вытащив сотовый телефон, я набрал номер Ральфа.
Он почти сразу взял трубку.
— «Анни, бери свой пистолет».[189]
Несколько мгновений Ральф молчал.
— Десять минут, — наконец ответил он и повесил трубку.
Ровно через одиннадцать минут красно-коричневая подлодка остановилась возле грузовичка. Ральф подошел к «Форду» и заглянул в кабину.
— Отличные колеса, вакеро.[190] Все еще жуешь «Ред Мен»?[191]
— Стойка для ружей не влезает в «Фольксваген».
— Это точно.
Ральф был в рабочей одежде — джинсы и свободная черная рубашка, не заправленная в брюки. Мне не требовалось спрашивать, что у него под рубашкой. Я показал на красный «Мустанг» впереди — темный пустой автомобиль стоял за металлической оградой. Ральф кивнул.
— Встретимся там, — сказал он и исчез.
К тому моменту, когда я вылез из грузовичка и добрался вдоль ограды до ворот, Ральф уже сидел на корточках в зарослях дикого кориандра. В одной руке он держал опасную бритву, в другой — четыре вырезанных ниппеля. Он показал их мне, улыбнулся и швырнул через ограду.
Некоторое время мы наблюдали за старым заводом — заросший сорняками участок погрузки, бункеры для хранения извести, грязные окна с разбитыми стеклами. Все вокруг застыло, двигались лишь светлячки. Сегодня они были повсюду, вспыхивали и гасли в кустарнике у ограды, словно испорченные рождественские огоньки.
Ральф подтолкнул меня локтем, и мы посмотрели на желтый конус света, направленный вниз с крыши, вдоль правой стороны одной из огромных дымовых труб и освещавший ступени металлической лестницы, которая вела к узкому мостику, расположенному как раз под красным «О» в АЛАМО. Неожиданно свет погас.
Я услышал, как сглотнул Ральф.
— Там, где висит надпись, находится небольшая мастерская, — сказал он. — Если я не ошибаюсь.
Мне показалось, что Ральф хотел сказать что-то еще. Я почти ничего не видел в темноте, но мог бы поклясться, что он побледнел.
— Ральфи?
— Высота, друг. Я не переношу высоты.
В его голосе появились испуганные нотки — при других обстоятельствах я бы нашел их забавными, — вроде как Ральф подражал человеку, который сильно напуган. Но смеяться над фобиями друзей нельзя. Во всяком случае, когда твой друг держит в руке опасную бритву.